Игумен Вениамин (Новик)
РПЦ И ПРОБЛЕМА МОДЕРНИЗАЦИИ ОБЩЕСТВА

Есть такое неприятное для русского слуха слово: "модернизация". У нас в России, как известно, преобладает эмоционально-вкусовое восприятие реалий: есть слова "вкусные" и "невкусные". "Модернизация" - явно из второй группы слов.

Точный смысл (не обывательский!) смысл этого слова (если не иметь в виду художественное течение: модернизм) состоит в изменении чего-то на новой рациональной, т.е. разумной основе. Разум дан человеку от Бога, и человек обязан развивать в себе и применять этот дар. Рациональный подход, как методологический принцип, после долгих исторических перипетий возобладал в Новое время, в эпоху Просвещения. Когда такая методология начинает претендовать на самодостаточность, когда цели подменяются средствами, то возникает рационализм. А это уже идеология, т.е. усечённое, как всякий "изм", мировоззрение. Но зачем же до крайностей доходить? Модернизация в технике привела к бурной научно-технической революции, в социально-политической сфере - к построению правового государства, возникновению гражданского общества (идея самоуправления) и политического режима либеральной демократии. Это оказалось возможным в результате возрастания персоналистического самочувствия личности, начало чему было положено христианством. В результате диалектического сочетания двух ценностей: правового равенства людей и индивидуальной свободы человеческой личности в политической сфере сложился режим либеральной демократии.

Либеральная демократия проявляется в принципе участия всех в общественной жизни и в законодательно закрепленном уважении к свободе личности при минимально необходимом для общежития ограничении этой свободы законом. Границей свободы и гарантией свободы являются права человека, как они изложены во Всеобщей Декларации Прав Человека (1948) и в Конституции РФ (1993). Закон должен защищать самое маленькое меньшинство-человека от других людей, коллективов, общества и государства. Безгрешен только Бог, все остальные должны быть подзаконны и ограничены в своих притязаниях на других. Именно рационализация жизни на библейско-христианской основе и создала на Западе общества всеобщего благоденствия. Все это известно. Важно лишь понять, что эпоха Просвещения породила не только атеизм, но и функциональную прикладную рационализацию христианских этических ценностей в социальной сфере.

Но возможна ли модернизация религии? На догматическом уровне вряд ли. Но на прикладном, т.е. этическом, вполне возможна. Ведь религия это не только догматика, но и социокультурная оболочка церкви. И вот эта оболочка вполне поддаётся модернизации. Например, когда все важные вопросы (в том числе и финансовые) жизни прихода решаются не келейно, а на открытом собрании прихода (если мы все братья и сестры, то какие могут быть секреты?). Когда богослужебные тексты начинают звучать на том языке, на котором люди привыкли думать, когда средневековая культурная оболочка начинает приобретать более современный вид - то это всё можно назвать модернизацией церковной жизни.

Если такая модернизация (обновление) не происходит, то религиозная жизнь начинает стилизоваться, приобретать характер театральности. Как показывает практика, легче всего происходит техническая модернизация, труднее - социокультурная, ещё более трудно - религиозная. В религиозной сфере относительное (культурные формы) часто сакрализуется, принимается за абсолютное.

Россия сейчас переживает системный кризис самоидентификации. Его не было в эпоху православного самодержавия, если не считать знаменитого, до сих пор не оконченного спора западников и славянофилов. Петр I никого не спрашивал, а просто поставил всех перед фактом западной модернизации. Такого кризиса не было и в эпоху коммунистического самодержавия (если не считать оппозицию очень немногочисленных диссидентов и анекдоты вполголоса на кухнях). Не до дискуссий было, да и какого-либо ясно выраженного общественного мнения просто не существовало. Народ, как ему и положено при автократии и патернализме, безмолвствовал, ухмылялся, пил, а наиболее смекалистые, между делом, диссертации защищали и языки изучали (на всякий случай).

Главная православная добродетель "послушания" здесь была очень к месту. Кто не в послушании, тот в гордыне, да и, вообще-то говоря, "нет власти не от Бога" (Рим 13:1). Диктаторам эта фраза всегда очень нравилась. О том, что следует "повиноваться больше Богу, чем человекам" (Деян. 5:29), вспоминали значительно реже. Точный перевод Рим 13:1 звучит так: "Нет власти не под Богом".

Советский вариант послушания выразился в известных поговорках: "всякая инициатива наказуема", "не высовывайся" и т.п. А советский вариант аскетизма - в общей материальной скудости жизни, якобы необходимой для будущих благ. Здесь массовидные (не коллективистские! Но из-за сложившейся терминологии будем употреблять старый термин "коллективизм") ценности (общий интерес например, "крепить державу") преобладали над личностными. Отсюда полное равнодушие общества как к индивидуальным трагическим судьбам, так и к судьбам целых групп людей: Чечня, беженцы, например. Человек считался винтиком, а незаменимых винтиков, как известно, не бывает. Сегодня общая апатия дошла до почти полного равнодушия населения и к своей собственной судьбе. Пенсионеры получат свою "чечевичную похлебку" и успокоятся.

Православная соборность (хомяковский термин) это тоже коллективизм, но предположительно благодатный, т.е. во Христе. У России была социально-религиозно-политическая доктрина, выраженная в целевом идеале "симфонии" (гармонии) Церкви и государства (заимствовано у Византии вместе с православием) и в известной уваровской триаде "православие, самодержавие, народность". Царь, император, генсек рассматривается при этом как "отец отечества", даже как некий представитель (помазанник) Бога на земле. Государство как некое отражение Царства небесного, а народ как вечно инфантильное стадо чад. Картина завораживающая, многим людям она кажется естественной. Это вам не какая-нибудь скучная западная демократическая усредниловка с конституционным разделением властей. Но на современном языке это называется "патерналистским сакральным интегризмом". Кончается все это плохо, а иногда очень плохо, но не сразу. Пренебрежение трудноуловимой "эфемерной" свободой оказывается, в конечном итоге, смертельным для цивилизации .

Добившись в 1448 г. автокефалии (независимости от Константинополя), Русская Церковь окончательно впала в зависимость от местной власти. Пример митрополита Филиппа, убитого по приказу Ивана Грозного, убийства архиереев при Петре I, чудовищный террор большевиков все это научило русское духовенство покорности и послушанию государственной власти. Но апостолы Петр и Павел писали о послушании истине и Христу (1 Петр. 1:22; 1 Кор. 10:5).

У России в 1917-м не обнаружилось никакого серьезного иммунитета против коммунизма. Это был единственный случай в России, когда реформа шла не сверху. Но вместо благодатной соборности получили явно безблагодатную колхозность, лагерную зону. Мифу благодатного коллективизма поддались и некоторые восточные страны (не без советской, конечно, помощи) Китай, Северная Корея, Вьетнам, Камбоджа, некоторые страны третьего мира Албания, Куба, кое-кто в Африке. Это не географический Восток, а социальный, если определять Восток по социальной характеристике склонности к коллективизму. Вспомним, что массовидный коллективизм это самая древняя форма человеческого общежития, где коммунальные ценности подавляют личностные, а термин "коммунизм" буквально этот аспект отражает. Не случайно сегодня коммунисты вдруг возлюбили "соборность" и потянулись к православию, к "державности", а демократы смотрят на этот симбиоз с подозрением. Бог, как это часто бывает, тут ни при чем.

Единственным серьезным иммунитетом против всех видов коллективизма оказался критически отрефлексированный (рефлексия предполагает самосознание) западный персонализм уважение к человеческой личности и её относительной автономности. Поэтому-то коммунизм не привился на Западе. Как сказал Пушкин, "самостоянье человека залог величия его". К коллективам и великим державам это величие человека не имеет существенного отношения. У нас же с легкой руки славянофилов западный персонализм приняли за эгоизм и индивидуализм, а западный рационализм (методологию последовательного продумывания вопросов) за мелочную расчетливость и формализм (в праве и в экономике). Славянофилы мыслили не в категориях "скучного закона", а в категории вдохновляющей благодати и любви. Устроили, что называется, беспроигрышный конкурс лозунгов. Кто же против любви? А любовь в социальной сфере проявляется в виде "соборности".

Периодически Европейская часть России претерпевала влияние западной модернизации, в основном технической и отчасти культурной, но не социальной и политической. Ренессансы и просвещения имели место у нас только в очень немногих изолированных головах. И Петр I, и Сталин создавали по сути дела тоталитарного политического монстра по типу восточных деспотий. Тяга к лампочкам (Ильича) сменилась лишь на тягу к компьютерам. Балеты и шахматы были декоративным украшением системы. Но социально-политическая структура страны менялась мало. Сталин (этот "Чингиз-хан с телефоном") всю страну превратил в большую зону.

Особо не повлияло на социальную структуру и психологию и массовое переселение людей из деревень в города, которые так и не переставали быть по-деревенски замусоренными. Российское общество по своей психологии остается традиционным, степным. Огромные территории сыграли далеко не лучшую роль. Еще Чаадаев писал, что мы живем в городах, как кочевники ("Первое философическое письмо"). Петр I превратил православие в религию для деревни. Именно сельских жителей стали называть "христианами", т.е. крестьянами. Бороды у духовенства и платки у женщин оказались надолго почти обязательными в православии.

Сталин утилитарно подошел к Православной Церкви, в своих интересах легализовав и заодно переименовав ее из "Православной Российской" в "Русскую Православную Церковь" (РПЦ). Это произошло на стадии перерождения интернационального большевизма в национал-большевизм. Сталин втянул Православную Церковь в "холодную войну" с Западом. На юбилейной Православной конференции в Москве (в 1948 г. исполнилось 500 лет автокефалии Русской Церкви) православные иерархи дружно клеймили западный экуменизм, а Римского Папу как "пособника империализма". Что делал с Церковью коммунистический режим, хорошо известно. Церковь была для него, прежде всего, вывеской для обмана Запада. Запад охотно поддавался этому обману (чтобы "не злить зверя"). В 1961 г. при Хрущеве, вопреки решениям 1948 г., власти заставили РПЦ вступить в главную международную экуменическую организацию Всемирный Совет Церквей, который коммунистическая власть рассматривала как "крышу" для своей деятельности на Западе.

Когда тоталитарный коммунистический монстр, в основе которого была атеистическая коллективистско-стадная социальная парадигма, рухнул под собственной тяжестью, возникла проблема национального самоосознания. Люди получили некоторые свободы, за которые они не боролись (а поэтому были готовы в любой момент от них отказаться). Но все-таки было что делать? Начинать строить новую вавилонскую башню (многоэтажную коммуналку) или подумать о других схемах развития?

Заметим, что у нас вообще-то есть конституция чисто западная по своей социальной философии. Это философия гуманистического персонализма, согласно которой государство существует для человека, а не человек для государства (см. ст. 2). По отношению к государству существует, в отличие от личности, презумпция виновности, его власть должна быть разделена на три основные ветви: законодательную, судебную, исполнительную. В условиях гласности (свободы СМИ) становится невозможной узурпация власти и значительно уменьшаются злоупотребления. Гражданское общество через неправительственные организации должно контролировать государство как структуру и содержать его. Государство может даже не иметь средств массовой информации (как, например, в США).

Ясно, что конституция в России не явилась результатом развития российской социальной мысли, не укоренена в социально-этических ценностях, она не выстрадана. Первая российская конституция была принята большевиками, которые и не собирались ей следовать. Это было ими сделано для создания видимости своей легитимности. Конституция в России никогда не была основным законом прямого действия. Ее не знали и не читали, как и сейчас почти не читают. Большинство ее статей декларации, а не законы.

Сегодня вновь нарастают антизападные настроения, но это как бы "на всякий случай". Сказываются десятилетия холодной войны. Серьезных оснований сердиться на Запад нет, тем более, что он нас кормит, снабжает грантами, компьютерами и оргтехникой. Шустрые люди вывозят из России миллиарды долларов, но претензии надо предъявлять к ним, а не к Западу. Народ же хочет не коммунизма, не либерализма и вообще никакого "изма", а элементарного порядка. Но этот порядок в России не ассоциируется с либеральными ценностями, скорее, с чем-то сталинско-брежневским, привычной гарантированной пайкой. Приди сегодня в России диктатор, он не встретил бы серьезной оппозиции. Достоевский в своей знаменитой пушкинской речи (на открытии памятника Пушкину в Москве) назвал русского человека универсальным всечеловеком, легко усваивающим западные идеи. Но есть одна идея, упорно отторгаемая российским сознанием в течение многих лет. Это - правовой либерализм (права человека), лежащий в основе многих конституций, в том числе и российской. Здесь сказывается влияние Азии, где никогда не понимали как личность (часть) может судиться с коллективом (целым).

Может быть, у России действительно какой-то свой путь, как неустанно твердят наши новые "патриоты" и "евразийцы"? Ну не понимает она концепции прав человека! Ну не волнуют ее кошмарные условия в тюрьмах и детдомах, избиение и убиение молодых людей в армии, как не волнуют и судьбы тысяч беженцев, оказавшихся вмиг пасынками у своей вроде бы родины-матери. Нас тут вообще мало что волнует, мы не слабонервные какие-нибудь! Никаких "птичек" нам тоже не жалко! Короче: "Москва слезам не верит", и всё тут! Но... сходные проблемы есть везде, где нет правового государства, где нет уважения к отдельной человеческой личности, где существует право силы, а не сила права. Это, конечно, страны третьего мира. Вглядимся в них и увидим что-то очень до боли знакомое. Все те же попытки выдать нужду за добродетель (мол, за духовность страдаем!). Так что же мы Восток? Надо решить, определиться, с кем дружить, что называется.

Но как ни бодрятся всякого рода заединщики, других механизмов защиты человеческой личности, кроме либерально-правовых, человечество пока не придумало. Надо еще раз повторить, что либерализм это не социальный кисель, порождающий анархию, а жесткий порядок, но только там, где он должен быть (нельзя воровать ни в какой форме, убивать, вредить другим, подавлять свободу веры и мысли). Область же духовно-религиозного, политического и законного экономического самовыражения личностей ничем не должна быть ограничена, кроме прав других личностей, что опять же оговорено в законе. Либерализм четко разделяет свободу самовыражения от свободы действий. Церковь при этом указывает на вечные нравственные ценности. Или русский либерализм особенный? Или он у нас "беспределом" называется?

Фактический отказ от конституционализма и парламентаризма неизбежно вернет нас в эпоху тоскливого социализма с карточно-пайковой системой и тихо спивающимся населением. Даже эпохи "ударных строек" уже не будет. Неоевразийским геополитическим романтикам "своего пути" следует это крепко помнить. А то они уже договорились до нашей богоизбранности: мол, Россия "ось мировой истории", ни больше ни меньше. А что мы нищие и без валюты, так это признак духовности. Простите, но хотелось бы знать заранее, сколько ожидается политзаключенных по мере продвижения по этому "своему пути"? Или господа заединщики предполагают стать надсмотрщиками в системе? Или председателями комитетов "духовных возрождений" и "духовной безопасности"? То, что нам восточное язычество ближе западного христианства, можно понять уже из трудов евразийцев 20-х годов (не надо новых евразийцев читать) или из недавнего закона "О свободе совести и религиозных объединениях" (1997), где ничего не говорится о западном христианстве (католичество, протестантизм), но особо выделяеются ислам и буддизм. Из всей русской религиозной философии только коммуно-языческое евразийство, созданное не без помощи ОГПУ, и оказалось востребованным.

Есть еще одна очень интересная категория вроде бы православных, ратующих ни много ни мало за... теоцентризм и вертикализм, упрекающих одновременно Запад в антропоцентризме и, соответственно, в горизонтализме и бездуховности. Вроде бы это звучит очень неплохо, действительно для верующего человека в центре его мировоззрения находится Бог. Но христианский Бог - особенный. Он призывает идти к Нему не напрямую, а через любовь к людям, воспринимая их как сотворенных по образу и подобию Его. Любовь к Богу оказывается невозможной без любви к людям. В противном случае может образоваться новая фундаменталистская "партия Бога" на православный лад. Пороху на это, конечно, уже не хватит, но крови людям можно много попортить.

У РПЦ тоже появилась, может быть, впервые за всю ее историю возможность адекватного социокультурного самоосознания в условиях свободы. Можно вспомнить, что христианство, утверждая свободу личности, побуждает нас не к древнему коллективизму (стадности) и патриотическому заединству, а к личностному самоосознанию, к ответственности и к уважению других людей, тоже сотворенных по образу и подобию Божию, тоже наделенных свободой Богом. Именно христианство дает серьезную основу для освобождения личности от абсолютистских претензий коллективов, общностей, государств. Эта мысль окольными путями просочилась даже в нашу конституцию (ст. 2). Вопрос о соотношении коллективных и частных прав конечно очень не прост. Важно понять, что и коллективы под Богом ходят и подлежат критической оценке.

Известно, что Церковь должна служить не народу и тем более не государству, а Христу, Который, по церковному же учению, и является ее Главой. Но если в общественном сознании отсутствует личностное измерение, то и Церковь, состоящая из тех же членов общества, сталкивается с той же проблемой личностного самочувствия, то есть с дефицитом взрослых людей, ответственных перед Богом, обществом и друг перед другом. Возникает вопрос: на какую систему социокультурных и политических ценностей может ориентироваться современная Церковь? На архаическую патерналистско-коллективистскую или на более персоналистическую, соответствующую новому этапу в развитии нашего общества? Обреченно впадать в фактопоклонство, в новое "православие, самодержавие, народность", мол, "мы вообще такие", и "плетью обуха не перешибешь"? Называть именно это "реализмом"? Или попытаться все-таки осознать, что такое правовое государство и верховенство закона, перед которым все равны (по аналогии с верховенством Бога). Такой правовой закон - это как бы "светский Бог" для всех граждан, независимо от их вероисповедания. Наука изучает в деталях фактическое, вера указывает на должное.

У нас поняли, что такое кланы, олигархи, "понятия", но пока еще не поняли, что такое правовые законы, а не просто законы, что такое принципы, а не просто интересы. На Запад нам рано кивать: там, мол, монархии и государственные религии имеются. Но там за права человека столетиями боролись. Принцип ограничения любой власти (основа либерализма) они с кровью выстрадали. Поэтому их монархии ничего общего с восточными деспотиями не имеют. У нас эти монархии презрительно называют декоративными, охотно поддакивают, когда сами западные люди об этом говорят. Но западная монархия не что иное, как символическое выражение этических ценностей.

У нас же теперь "новый призрак" бродит, мы, похоже, без них не можем. Этот призрак "византийская симфония". История, как известно, ничему не учит, но нас история особенно ничему не учит. Мы теперь не знаем за что хвататься: за автомат Калашникова, за кадило или за то и другое вместе. На Западе понимают, что такое права человека, и хорошо, в отличие от нас, понимают. Почему бы этому не поучиться? Нет, подавай нам теперь православных президентов, если царей уже нельзя. Судя по последним социологическим данным, мы еще сами твердо не решили, куда нам двигаться: возвращаться в родной "коммунистический Египет", вспоминая о мифической соборности, или на свой страх и риск продолжать продираться в землю обетованную, к свободе?

Думается все же, что христианство побуждает нас к последнему. Как сказал тот же поэт: "Первоначально эта идея (идея Христа. – В.Н.) была монархической, потом она стала республиканской". Нам предстоит христианское осмысление демократии и персонализма. Вступит ли Россия, наконец, в Новое время? Этот вопрос остаётся открытым.

Взято с www.baznica.info
Размещено 11.07.2007

в ТЕКУЩИЙ РАЗДЕЛ || на ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ