Гарик Осипов
КАТОЛИК

      Челентано — 70. И нет возможности говорить с пафосом о юбилее артиста, чьи самые жестокие песни о любви вызывают улыбку. Серьезно (скорее задумчиво) Челик поет только об экологии.
      Когда-то таких разносторонних личностей называли "человек Возрождения" за целый набор талантов и открытий. Потом стали звать более абстрактно — "итальянцы". Правда, нынешняя Италия больше связана с малороссийскими дамочками, выносящими горшки богатых старух. Пристойной музыки там давно нет. Лишь плеск урыльников и говорок гастарбайтеров.
      Челентано знали все. Сперва в исполнении Магомаева и по передачам радио "Бухарест". Кто — после "Серафино", кто помоложе — после "Блефа", где его замечательно дублировал Саранцев. Но в обеих картинах Челик практически не поет.
      По-настоящему его слушали у нас люди или небедные, или обособленные. Это — до "бума" 80-х годов, собственно, и похоронившего лучшие образцы его творчества.
      Казалось бы, он неотразим, как Том Джонс или Элвис. Гордость итальянской эстрады — что тут непонятного? Тем не менее, кое-кому было за что его "не понимать", "не замечать" и просто ненавидеть.
      Поговаривали о его консервативных взглядах. Ходили слухи, что этот певец вместе с Лучо Баттисти не только симпатизирует, но даже оказывает финансовую поддержку крайне правым движениям. Ни одного достоверного факта — но, так говорили. Выдумывали и произносили вслух. Кто-то видел в этом нечто ужасное, кто-то, и я в том числе — романтику и благородство. В ту пору было модно читать и слушать между строк. Политика и культура делились на "левых" и "правых". Сейчас иначе — поскреби Буковского и увидишь Полозкова.
      В западной поп-музыке можно называть два безупречных человека — Клифф Ричард и Челентано. Первый — трезвенник смолоду, убежденный холостяк (ненавистный климовской "Армии теней"), прозванный Дорианом Грэем за свой моложавый вид.
      Челентано никогда не пересаживал волосы, надевая парик только по воле кинопродюсеров, дымил со сцены и с экрана. Три поколения сокрушались: "Он плохо выглядит". Да он просто никогда не молодится! "А Челик-то совсем босой! — умилялись те, кто полюбил его еще в 60-х и спился, и, приподняв кепку, хлопали себя по лысине. — Как я".
      Что объединяет Клиффа и Адриано? Оба — глубоко религиозные люди. И оба при этом профессионалы высочайшего класса. "Как артиста меня упрекнуть не в чем, — не раз парировал своих злопыхателей Клифф Ричард. — А остальное — мое личное дело".
      Оба не просто брезговали, но открыто осуждали уродливые гримасы "молодежных" революций, придуманных мозгами масонских стариков.
      Челентано просто невозможно представить киснувшим в "трансцендентной медитации", жующим ЛСД, бредущим под ручку с Алленом Гинзбергом на Марше Несогласных, блюющим в Вудстоке. У него есть "психоделическая" песня-пугало "Серенгетта" о самоубийстве наркомана. Звучит она чертовски наивно, как средневековая аллегория. Сейчас это намного достовернее вам изобразит любой сопляк. В этом ее обаяние. В этом — обаяние самого Челентано. Мы видим, насколько далека и чужда ему вся эта массовая дрянь. Да он и есть "человек Средневековья", убежденный, что будущее — это царство "сынов погибели", чей мир ожидает заслуженный и страшный конец. Челентано и Клифф Ричард раньше всех, можно сказать в юности, сообразили, что дендизм самой высшей марки — быть конформистом вопреки моде на нонконформизм. Они познали силу нравственного сопротивления уродству современного мира. Такой баптист и такой католик нам ближе и дороже целой голубятни радикалов.
      Что еще стоит отметить? Полностью игнорировали Челентано наши "инакомыслящие". Там гремели Шнитке и Окуджава. Им было некогда — они "Россию спасали". Ну а за что его не любят те, ради кого они ее "спасли" и "обустроили"? Да за простые слова из "Бинго-Бонго": "…и самая большая из ваших мерзостей — охота". Ибо сохранность природы и чистота окружающей среды немыслимы без костров честной инквизиции.
      Гениальные озарения любят приписывать молодым дарованиям, желательно рано ушедшим (тема особенно мила педоватым культурологам). "Человек Возрождения" — дожил до 70-ти лет, вопреки этой вздорной моде, и это нас нисколько не раздражает. Такое органичное сочетание вкуса, таланта, голоса и здоровья. Дожил. И проживет еще больше. Зачем? Вероятно, чтобы увидеть, что же будет дальше. То — о чем он спел нам сорок лет назад.