Владимир Мельник
И. А. ГОНЧАРОВ И ЕГО ЗНАКОМСТВА В ХРАМЕ СВ. ПАНТЕЛЕИМОНА
К вопросу о христианской биографии писателя

Долгое время было принято говорить о религиозном индифферентизме автора "Обломова". Так, А.Г. Цейтлин в свое время утверждал: "Внешнюю набожность, присущую Гончарову, никак нельзя смешивать с религиозным чувством в подлинном смысле. Веры в бога нет и у героев Гончарова…" [1]. "Летопись жизни и творчества И. А. Гончарова", составленная А.Д. Алексеевым в советское время, дает весьма мало материала для рассуждений о религиозной жизни писателя, в том числе и в 1860 - 1870-е годы. Вера Гончарова никогда не была выставлена напоказ. Это была вера скорее "для себя", чем для литературы, для общественного служения. Религиозные идеалы писателя не акцентировались, а органично и спокойно входили в тексты его произведений.

Гончаров - не идеолог религии, он ни с кем не спорит о вере, не полемизирует, не пишет публицистических статей на эту тему. Скорее всего, он, как и, например, А.Н. Островский [2], является добропорядочным, благочестивым мирянином. Отчасти он изменит свое поведение после романа "Обрыв", в некоторой степени уже исполненный непривычной для романиста злободневности.

Иное дело - его жизнь и творчество до конца 1860-х годов. Религиозность Гончарова в это время выражалась прежде всего в чтении Евангелия и хождении в храм. Все это делалось им тихо, приватно, без афиширования в обществе своих мнений, что и наводило многих на мысль о равнодушии писателя к религии.

Его религиозную жизнь приходится изучать более по текстам его произведений, чем по фактам биографии, от всех закрытой и неафишированной. Однако при этом в своем творчестве Гончаров неприметно (прежде всего - в изображении религиозного характера и бытового поведения своих героев) ставит важнейшие вопросы, относящиеся к Православию, к своеобразию выражения в нем христианской истины и его судьбе в современной России, его соотнесенности с другими христианскими конфессиями.

При скудости сведений о жизни писателя мы не можем точно сказать даже о том, какие храмы посещал Гончаров как прихожанин в течение своей жизни. Такие сведения есть лишь о храме св. великомученика Пантелеимона.

Скорее всего, Гончаров начинает посещать его, когда поселяется в доме на улице Моховой. Храм располагался недалеко от дома. После возвращения в Санкт-Петербург он поселяется на Невском проспекте в доме Кожевникова, близ Владимирской улицы [3]. Впрочем, возможно, уже после возвращения из "кругосветки" он посещает указанный храм. Это предположение можно сделать на основании его общения со священником М.Ф. Архангельским [4].

В приходе св. Пантелеимона, который находился в центре Санкт-Петербурга, служили священники, имеющие ученые степени. В списке духовенства обозначено, что в этом приходе служили, помимо Гавриила Васильевича Крылова, священники Михаил Ферапонтович Архангельский и Павел Федорович Краснопольский, а также дьякон Николай Васильевич Тихомиров.

Все они, судя по упомянутому списку, были людьми учеными: либо кандидатами, либо магистрами. Воспоминания Н.И. Барсова дают некоторое представление о духовнике Гончарова - протоиерее Гаврииле Крылове. Это был человек, судя по всему, влиятельный в церковном мире. Достаточно сказать, что Барсов упоминает о близком знакомстве отца Гавриила с придворным протоиереем Иоанном Васильевичем Рождественским, который обучал Закону Божьему Великого князя Сергея Александровича Романова [5].

Протоиерей Иоанн отличался высокими духовными качествами, которые еще более укрепились в посланных ему Божиим Промыслом испытаниях: перед принятием священства он потерял жену и всех детей. Конечно, не случайно, что именно такой священник, которому столь понятен был духовный путь Иова, должен был воспитать будущего мученика (Великого князя Сергея Александровича, убиенного в 1905 году террористом Каляевым) и супруга мученицы (святой преподобномученицы Елисаветы). Отец Иоанн собственноручно составил для князя Сергия специальную книгу для изучения Закона Божия. Эту книгу Великий князь хранил до своей кончины. Знакомство с отцом Иоанном духовника Гончарова свидетельствует как о замечательных духовных дарованиях отца Гавриила, так и о его авторитете в церкви.

По свидетельству Барсова, отец Гавриил "был человек хворый, чахоточный…" [6]. Иван Александрович любил и уважал своего духовного отца "как человека простого и доброго и прекрасного священника". [7]

Любопытно, что священник М.Ф. Архангельский подарил Гончарову свой труд, в котором касается и творчества самого Гончарова. Будучи преподавателем словесности в Санкт-Петербургской Духовной семинарии в 1851-1855 годах, протоиерей Архангельский составил "Руководство" для "напоминания воспитанникам пространных изустных толкований".

Упоминание о романисте И.А. Гончарове мы находим в главе "О замечательнейших описаниях путешествий в нашей литературе", где Архангельский называет, помимо гончаровского "Фрегата "Паллада"", "Письма об Испании" В.П. Боткина и малоизвестные "Письма из Венеции, Рима и Неаполя" В. Яковлева. Гончаровскую книгу Архангельский представил под названием "Путешествие И.А. Гончарова в Японию на русском фрегате "Паллада" в 1852 и последующих годах".

Весьма любопытно мнение духовного лица об этом произведении: "Оно отличается естественностью, верностью, подробностью, полнотой и занимательностью описаний, юмористическим изложением, и написано языком простым, но весьма правильным, показывает в авторе глубокое знание отечественного наречия… При чтении путешествий г <осподина> Гончарова забываешь своё место, своё занятие, и, кажется, сам, вместе с автором, странствуешь по местам, которые он описывает". Неизвестно точно, когда состоялось их личное знакомство, но, возможно, уже в 1855 году, при посещении храма, но уж во всяком случае, не позднее 1857 года, когда вышла упомянутая книга. Дело в том, что цензором книги выступил как раз Гончаров, который и подписал цензурное разрешение на выход книги в свет 13 марта 1857 года [8].

Именно в храме великомученика Пантелеимона состоялась еще одна знаменательная для И.А. Гончарова встреча - с уже упомянутым духовным писателем Николаем Ивановичем Барсовым (1839-1903). Барсов преподавал русскую словесность в Петербургской духовной семинарии и в женских гимназиях столицы. Он был сыном священника, родился в Лужском уезде Петербургской губернии. Первоначальное образование получил в Александро-Невском духовном училище, в 1859 году поступил в Петербургскую духовную академию, по окончании которой занял место учителя словесности в Петербургской семинарии. В 1869 году советом Петербургской духовной академии был избран на кафедру пастырского богословия и гомилетики, и кафедру эту в звании исправляющего должность ординарного профессора занимал до 1889 года.

Из написанного Барсовым следует отметить труды: "Братья Денисовы и их значение в истории раскола" (СПб., 1866), "Русский простонародный мистицизм" (СПб., 1869), "История первобытной христианской проповеди до IV века" (СПб., 1885) и др. Кроме того, Барсов напечатал множество статей церковно-исторического и публицистического содержания в различных журналах и газетах. Часть этих статей собраны им в книге "Исторические, критические и полемические опыты" (СПб., 1879). Экземпляр этой книги он в свое время подарил Гончарову.

Первая встреча писателя с Барсовым произошла в 1867 или 1868 году (точная дата неизвестна) в день Ангела Гавриила Васильевича Крылова, протоиерея Пантелеимоновской церкви, духовного отца Гончарова. В этот день, по словам самого Барсова, у отца Гавриила собрались его родственники и знакомые. Среди гостей были придворный протоиерей И.В. Рождественский, протопресвитер М.И. Богословский с семейством, несколько протоиереев и священников, а также несколько лиц светских. Именно здесь Барсов был представлен Гончарову.

Между ними состоялась небольшая беседа, которая навсегда сохранилась в памяти Барсова. Автор "Обломова" поинтересовался:

- Ну обо мне-то, я думаю, вам не приходится говорить на ваших уроках словесности!

- Почему же, - отвечал Барсов, - не только на уроках истории литературы приходится излагать содержание ваших сочинений и делать их общую характеристику, наравне с Тургеневым, Островским и другими современными лучшими писателями, но и на уроках теории словесности и при других практических работах учениц, приходится штудировать эпизоды из ваших романов. "Сон Обломова" помещен даже в хрестоматии Галахова. А один отрывок из "Обыкновенной истории" - рассуждение о материнской любви, которое ведет автор по поводу сцены, произошедшей при отправлении Адуевой своего сына на службу - я имею обыкновение заставлять учениц заучивать наизусть, или писать под диктовку, когда оказывается нужной проверка их познаний в орфографии".

Гончаров, по словам Барсова, был немного изумлен этим. Закончилась эта беседа с приглашения Ивана Александровича "быть знакомыми". Потом состоялась еще одна встреча у отца Гавриила, после которой Барсов стал видеться с Гончаровым чаще: в доме у него был, впрочем, не больше 5-6 раз за все время.

Отношения их не были интенсивными, но продолжались около 20-ти лет. Во время первого посещения Гончарова на дому (не ранее 1879 года), Барсов подарил ему экземпляр книги "Исторические, критические и полемические опыты". На титульном листе сохранилась дарственная надпись: "Его Превосходительству И.А. Гончарову в знак глубочайшего уважения от автора. 18. IV. 79". В библиотеку Гончарова она поступила уже в 1881 году, где хранится и по сей день.

Гораздо позже, уже в 1886 году, посетив Барсова Гончаров подарил ему свой портрет с "весьма лестною", как пишет сам Барсов, для него надписью. Очень часто они виделись на прогулках.

Барсова, как преподавателя словесности, больше всего интересовал вопрос о методах и постановке образования. Он развивал идеи о способе согласования классицизма с христианством через правильную постановку среднего и высшего преподавания древних языков, с одной стороны, и обучения религии - с другой. "В самом деле, не есть ли это аномалия,- говорил Барсов, - что, с одной стороны, через изучение древних авторов, знакомят молодых людей с древним античным мировоззрением, с доктринами и принципами язычества, и в то же время думают сделать молодых людей хорошими христианами через два недельных урока катехизиса, преподаваемых совместно с десятком уроков древних языков? Если конечная цель всякого образования - дать людям цельное и законченное мировоззрение, то как достигается эта цель при совместном изучении классиков и Евангелия?"

Гончаров же отвечал приблизительно так: "Никакого миросозерцания ни в том, ни в другом случае, т.е. ни в гимназиях, ни в университетах, не изучают и не приобретают…" [9] Знание, по мнению Гончарова, появляется вне школы, из домашнего быта и из домашних традиций, из среды, в которой вращается юноша, наконец, из элементов самообразования. Отсюда и появляется невежественное отношение к религии, так как не во всех домах можно почерпнуть необходимое знание. Нужно было поднять образование на более высокий уровень.

В подаренной Гончарову книге у Барсова есть размышления, которые волновали и Гончарова: это мысли о неразвитости религиозного сознания русских писателей и о разъединении веры и науки в России. Автору книги "Исторические, критические и полемические опыты" кажется, что во всей Европе нет страны, где религия и наука, церковь и общество находились бы в таком разъединении и отчуждении одна от другой, где творческая интеллигенция была бы до такой степени неверующая, как у нас в России. Он отмечает, что нигде нет такого глубокого невежества в отношении к религии, как у нас между так называемыми "образованными" и "развитыми" людьми, а особенно - между писателями.

Барсов делает вывод, что происходит это оттого, что писатели никогда не занимались серьезным изучением религии. По его мнению, в незнании Закона Божия виновато слабое развитие богословской науки у нас в России. На Западе наука, образование более или менее зиждутся на религиозном основании, "самое неверие тамошнее есть естественный продукт тамошних религиозных начал". В России же христианство, вера - не составляют мировоззрения; скорее это кодекс понятий, свойственных толпе, но не достойных человека развитого, и развитой человек не станет искать в нем ответа на высшие запросы духа. Ищут этих ответов в науке и, благоговея пред наукой, игнорируют религию.

Скорее всего, подобные темы обсуждались Гончаровым и Барсовым в их разговорах, ибо эти разговоры касались зачастую и церковных тем. Например, мемуарист свидетельствует, что Гончаров особенно хвалил митрополита Московского Иннокентия "за его пастырские и общечеловеческие добродетели" [10].

Именно в храме завязываются наиболее важные, с точки зрения его христианской биографии, знакомства Гончарова. Любопытен круг знакомств писателя в 1870-е годы. В его окружении все чаще встречаются люди серьезно воцерковленные, с глубокой и деятельной верой, люди здорового консервативного настроя. Это зачастую люди чиновные, придворные.

Среди них - Кесарь Филиппович и Софья Алексеевна Ордины, жившие, судя по всему, по соседству с его домом на Моховой. В нашем распоряжении имеются лишь частично опубликованные 13 писем Гончарова к Ординым. Указанная переписка относится к 1866 - 1878 годам.

Кесарь Филиппович Ордин (1834 - 1892) имел придворное звание гофмейстера, в 1867 - 1870 годах являлся членом Попечительного совета заведений общественного призрения в Петербурге и управляющим делами этого заведения; в 1870 - 1872 годах он - член распорядительного комитета по устройству дома призрения душевнобольных, затем (в течение 12 лет) попечитель больницы св. Николая Чудотворца. Ордин был известен как автор ряда трудов по финляндскому вопросу [11], а также книг "Павловск" и "Попечительный совет заведений общественного призрения в Санкт-Петербурге". Как политик и историк он считался борцом с финляндским сепаратизмом.

Судя по письмам Гончарова к Ординым, писатель часто бывал в гостях у своих знакомых, обычно - после воскресной службы в церкви. Гончаров и Ордины были, похоже, прихожанами одного храма - св. великомученика Пантелеимона. Письмо от 25 октября 1873 года [12] как раз дает представление об этом:

Извиняюсь перед Кес <арем> Фил <липовичем>, что не прислал ему Антихриста [13]: за ним прислали, не давши мне дочитать. Я думаю, ему легко достать через Юрия Михайловича [14], а лучше ему вовсе не читать Ренана [15], ибо, как я заметил, разрушительные начала уже проникли в его душу: идучи, например, в воскресенье в храм Божий, он позволил себе непочтительно отзываться о приходском духовенстве. Блюдите за ним! Чем может это кончиться: он отец семейства!

Итак - до морозов!

Тон гончаровского письма, разумеется, шуточный, шуточное начало соединяется с серьезным. Но из письма мы узнаем об отношениях Гончарова и Ордина, о том, что они вместе отправлялись в воскресные дни в храм св. Пантелеимона. Другие письма также свидетельствуют о весьма близком знакомстве. Заметим, что только людям духовно близким Гончаров может писать, наполняя свои письма - и всерьез и в шутку - церковной лексикой. Ордины относились к числу таких людей. Поэтому романист может отметить свой визит к Ординым подобной запиской, приложенной к его фото: "Прилагаемый при сем изнемогший от поста, бдений и трудов - почтенный старец, возсылает Кесарю Филипповичу, Софье Алексеевне - посредством швейцара, от порога в их горняя - свои благодарения, извинения, поздравления и пожелания.

Ив. Гончаров".

В письме к Ординым затронута важная для Гончарова тема Ренана. К Ренану и его книгам Гончаров отнесся резко отрицательно. В статье "Христос в пустыне". Картина Г. Крамского" (1874) писатель называет его "противником божественности Христа" [16]. А позже, в 1886 году, в письме к Великому князю Константину Константиновичу, он напишет о Ренане снова с оттенком неприятия: "Творчеству в истории Спасителя почти нет простора. Все его действия, слова, каждый взгляд и шаг начертаны и сжаты в строгих пределах Евангелия и прибавить к этому, оставаясь в строгих границах христианского учения, нечего, если только не идти по следам, Rеnаn: т. е. отнять от И<исуса_Х<риста> Его божественность и описывать Его как "charmant docteur entoure Qe disciples, servjpar des lemmes", "проповедующего Свое учение Среди кроткой природы, на берегах прелестных озер", и т. д., словом, писать о Нем роман, как и сделал Rеnаn в своей книге < La vie de Jesus >…" [17]

Гончарову личность К.Ф. Ордина должна была быть симпатична. Это ясно хотя бы из того, что финляндский, как и вообще балтийский, вопрос волновал автора "Обрыва". Похоже, что, как и Ордин, он был склонен решать его, исходя из русских национальных интересов. Разговоры о Балтийском крае должны были занимать их время. Ведь и сам романист в одном из писем к Великому князю Константину Константиновичу (1887) писал именно в державном духе: "Край бродит и не убродится, по-видимому, долго. Амальгама немцев, латышей, евреев, поляков и иных - еще отливается в одну массу. Пока - все врозь… Дай Бог, чтоб победителем… вышел русский элемент!… Чего им хочется? Слиться с Германиею: Боже сохрани! Они и руками и ногами от этого!… этих милых баронов там скоро бы привели к одному знаменателю! Они это очень хорошо знают - и не хотят. Нет, им здесь, у нас, под рукой русского царя живется привольно, почетно, выгодно! Им хочется… жить под крепкою охраною русской власти… брать чины, ордена, деньги, не сливаясь с Россией - ни верой, ни языком… и тихонько презирая русских, - будто бы за некультурность… Они… научат русских, нас, своим, в самом деле завидным племенным качествам, недостающим славянским расам - это perseverance во всяком деле… и систематичности. Вооружась этими качествами, мы тогда, и только тогда, покажем, какими природными силами и какими богатствами обладает Россия!

Другому пока нам у остзейских культурхеров учиться нечему и занять ничего не приходится" [18].

Второй вопрос, который, несомненно, обсуждался между Ординым и Гончаровым, вопрос благотворительной деятельности Двора и в целом Российского государства. В 1878 году Ордин издал книгу: "Попечительный Совет заведений общественного призрения в Санкт-Петербурге. Очерки деятельности за пятьдесят лет: 1828 - 1878". Эту книгу он преподнес в дар Гончарову. Писатель в ответном письме сообщает о своем желании написать рецензию на эту книгу:

18 февраля 1878 года

Я получил Ваше изрядное издание и письмо, добрый и прекрасный Кесарь Филиппович - и благодарю за то и другое. Я удержу у себя только письмо, и еще речь, а издание возвращу Вам. Оно найдет себе более подходящее ему место - в каком-нибудь богатом, книгообильном кабинете любителя роскошных изданий, а в моей одинокой и убогой квартире оно заглохнет и завянет бесплодно.

Я медлил ответом Вам - и вот почему. Дня четыре тому назад я встретил Ф.Н. Берга [19] (редакт <ора> Русс <кого> Мира) [20] и сказал, что нужно указать в газете на это издание, как замечательнейшее, и с внешней, и с внутренней стороны. Он был рад сделать это, узнав особенно, что автор - Вы, и только просил показать ему книгу. Я сказал еще, что, может быть, редакцию этого заявления я возьму на себя: он еще более был доволен этим и просил только поторопиться и прислать заявление теперь же, потому что скоро оставляет редакцию газеты.

Вчера я набросал две-три четвертушки - но наскоро, и не знаю, так ли я понял Вашу книгу, которую, впрочем, я всю добросовестно перелистовал, посвятив этому целый вечер, а речь Вашу почти выучил наизусть.

Мне желательно бы было прочесть это Вам, прежде нежели сообщать (конечно, инкогнито, от лица редакции) в газету: ибо - может быть, я в чем-нибудь ошибся. Вы не подозреваете, какой живой интерес имеет для меня Ваша книга, независимо от ее литературных и внешних достоинств издания. Для меня идеалы величайшей в мире женщины воплощаются в лице Императрицы Марии Федоровны (которую я видел в детстве в Москве [21]): она - моя настоящая героиня!

Если б не старость и не лень, если б у меня было побольше таланта - и именно такого, какой нужен - я избрал бы себе задачею быть ее - не биографом (это мелко и мало для ее жизни), а историографом. Нужно большую силу таланта, ума и много любви к добру, чтобы изобразить этот образ, или "воплощение добра и милосердия", как Вы сказали в своей речи.

Вот по каким причинам и Ваша книга, и еще другая (Переписка Нелединского-Мелецкого, изд <анная> княз <ем> Оболенским) имеет для меня особенный, драгоценный интерес материалов для будущего памятника ее жизни.

Итак: или я зайду к Вам в эти три дня часу в десятом вечера, или не заедете ли Вы ко мне около 3 и 4-х часов - чтобы посмотреть, то ли я сказал в заявлении, что нужно?

Кланяюсь дружески Софье Алексеевне [22] и Вам.

Всегда Ваш

Гончаров [23].

С некоторых пор тема христианского милосердия и благотворительности становится близкой Гончарову. В одном из писем к Ордину (от 16 мая 1872 года) он даже просит своего корреспондента показать ему больницу: "А propos о больных: свезите меня когда-нибудь к ним и покажите мне все заведение. Хотя впечатление будет, может быть, грустное - но я никогда не видал подобного заведения, а Ваше, как я слышал, устроено на славу… возьмите меня (если можно, конечно) - и я буду Вам очень благодарен".

После о. Гавриила Крылова духовником писателя стал протоиерей Василий Перетерский, который появился в храме, вероятно, в начале 1870-х годов, ибо в своем письме он свидетельствует о церковной жизни Гончарова по крайней мере за последние 20 лет его жизни.

Некоторые факты показывают, что Гончаров поддерживал со священниками своего прихода дружественные отношения. На эту мысль наводит, во-первых, духовное завещание писателя. Гончаров начал составлять свое завещание задолго до смерти. Одним из свидетелей выступил новый духовник Гончарова - протоиерей Василий Перетерский. В письме к А.Ф. Кони от 4 ноября 1889 года Гончаров пишет: "…Я… зашел в церковь, где, на мое счастье, обедню служил мой духовник. Он после службы пришел ко мне и, прочтя Ваше заявление, тотчас подписал свое удостоверение и имя, не дожидаясь даже моего приглашения. Он сказал, что это случается с духовниками, и с ним, между прочим, очень нередко".

В письме к М.Ф. Сперанскому 11 октября 1912 года отец Василий вспоминал: "Я служу в приходе Пантелеймоновской церкви с 1869 г., постоянно свыше 40 лет. В этом же приходе, Моховая ул., д. N 3… все в одной квартире свыше 30 лет жил и Иван Александрович Гончаров. Известие, что он был человек совершенно индифферентный к религии, не исполнял обрядов церкви, не причащался et cet., думаю, кем-то выдумано и совершенно не соответствует действительности. Я могу свидетельствовать, что он был человек верующий, хотя, может быть, по обычаю времени и по светским отношениям не всегда в жизни точно соблюдал обычаи и порядки церкви православной. В храм Божий в воскресные и праздничные дни ходил; ежегодно исполнял христианский долг исповеди и св. причащения в своем приходском храме, что особенно памятно нам потому, что он исповедался и причащался тогда, когда причастников в приходской церкви было уже очень немного, именно в Великую субботу за поздней литургией, которая начинается только в 1-м часу дня и по предположительности кончается уже в 3-м часу дня, почему причастников на ней бывает уже мало, но всегда обязательно И.А.Гончаров" [24].

Отец Василий был одним из немногих, знавших истинную духовную жизнь писателя, он свидетельствует об истинном христианском смирении Гончарова: "Я его и напутствовал в последней предсмертной болезни; я тогда получил от него христиански смиренную просьбу, чтобы не хоронили его как литератора, на Волковском кладбище, а чтобы похоронили как простого христианина, скромно, просто, без всяких обычно устрояющихся учащеюся молодежью при погребении литераторов помпы и намеренной пышности и шума, в Невской Лавре". После смерти писателя отец Василий служил над его прахом панихиды, провожал гроб с телом покойного романиста в Лавру и обычным порядком после отпевания в Свято-Духовской церкви предал земле на Никольском лаврском кладбище, которое в 1891 году называлось Новым.

Гончаров умирал с христианской надеждой на прощение и вечную жизнь. Достаточно вспомнить несколько строк воспоминаний А.Ф. Кони: "Глубокая вера в иную жизнь сопровождала его до конца. Я посетил его за два дня до смерти, и при выражении мною надежды, что он еще поправится, он посмотрел на меня уцелевшим глазом, в котором еще мерцала и вспыхивала жизнь, и сказал твердым голосом: "Нет! Я умру! Сегодня ночью я видел Христа, и он меня простил"…"

Письмо отца Василия способно развеять многие недоумения, сложившиеся вокруг личности Гончарова: "Все, выше сказанное, за много лет личного знакомства и духовных отношений дает мне твердое основание свидетельствовать, что покойный Иван Александрович, по крайней мере за последние 20 лет, был и скончался истинно верующим сыном церкви православной".

Храм св. Пантелеимона сыграл в жизни Гончарова громадную и до сих пор совершенно неоцененную роль. Именно здесь окончательно, в течение трех десятилетий окончательно шлифовалось религиозное мировоззрение писателя, столь блистательно проявившееся в "Обрыве", а затем и в других позднейших произведениях писателя. Воистину, последний период творчества Гончарова проходит под незримым покровом этого храма.

__________
Примечания:

[1] Цейтлин А. Г. И. А. Гончаров. М., 1950, С. 325.

[2] См.: Кугель А. Р. Русские драматурги. М., 1934. С. 53 - 56.

[3] Во всяком случае, в "Необыкновенной истории" он пишет, что Тургенев "в 1855 году.. пришел… на квартиру (в доме Кожевникова, на Невском проспекте, близ Владимирской)…" (Гончаров И.А. Собр. соч. В 8-ми томах. Т. 7. М., 1980. С. 355).

[4] См.: Мельник В.И. И.А. Гончаров и протоиерей М.Ф. Архангельский // Духовная жизнь провинции. Образы. Символы. Картина мира. Симбирск-Ульяновск, 2003. С. 157 - 158.

[5] См.: Кучмаева И.К. Жизнь и подвиг Великой княгини Елизаветы Федоровны. М., 2004. С. 29 - 31.

[6] И.А. Гончаров в воспоминаниях современников. Л., 1969. С. 146.

[7] Там же.

[8] См.: Мельник В.И. И.А. Гончаров и протоиерей М.Ф. Архангельский // Духовная жизнь провинции. Образы. Символы. Картина мира. Симбирск-Ульяновск, 2003. С. 157 - 158.

[9] И.А. Гончаров в воспоминаниях современников. Л., 1969. С. 150.

[10] И.А. Гончаров в воспоминаниях современников. Л., 1969. С. 156.

[11] Покорение Финляндии. Гельсингфорс, 1890; Собрание сочинений по финляндском у вопросу. В 3-х томах. СПб., 1908-1909.

[12] Письма Гончарова к Ординым в большей своей части не опубликованы. Цитируем их по рукописям: Архив ГПБ. Фонд И.А. Гончарова. Ед. хр. N 22.

[13] Имеется в виду книга Ренана "Антихрист".

[14] Юрий Михайлович Богушевич (1835 - 1901) - экономист и библиограф, родственник Ординых. Он был женат на Екатерине Алексеевне - сестре Софьи Алексеевны Ординой. В начале 1860-х годов являлся помощником Гончарова, когда тот был главным редактором официальной газеты "Северная почта". В неопубликованном письме Гончарова к А.И. Артемьеву от 23 декабря 1862 г. упоминается имя Богушевича: "Я вчера не успел объясниться с Вами, а между тем мне хочется сказать несколько слов по поводу назначения Г <осподина> Богушевича помощником главного редактора.

Я совсем не имел намерения создавать новой роли или нового титула в редакции, а просил о назначении Юрия Михайловича, как человека очень способного, в помощь себе, единственно в видах облегчения моих занятий по чтению статей, оценки их, наблюдению за исправностью газеты вообще… Мне не известно Ваше мнение о назначении Г <осподина> Богушевича моим помощником…" (Архив ГПБ им. М.Е. Салтыкова-Щедрина. Ф 37. Ед. хр. 386). В письме от 25 декабря 1862 г. содержится отчасти и характеристика Богушевича как сотрудника: "… за выраженное в нем (письме Артемьева - В.М.) одобрение выбора мною в помощники Г. Богушевича, приношу Вам, Милостивый Государь, мою искреннюю благодарность. Зная хорошо способности Г. Богушевича, Вы, конечно, в моем выборе видите доказательство, что я приглашаю в сотрудники серьезных и способных людей…" (Там же).

[15] Ренан Жозеф-Эрнест (1823 - 1892) - французский филолог и историк, отступивший от христианской веры, автор книг по истории христианства, в частности книг "Жизнь Иисуса" (1863), "Апостолы" (1866), "Святой Павел" (1869).

[16] Гончаров И.А. Собр. соч. В 8-ми томах. Т. 8. М., 1955. С. 192.

[17] И.А. Гончаров и К.К. Романов. Неизданная переписка. Псков, 1993. С. 57.

[18] И.А. Гончаров и К.К. Романов. Неизданная переписка. Псков, 1993. С. 38 - 40.

[19] Берг Федор Николаевич (1840 - 1909) - поэт, беллетрист и переводчик.

[20] Русский мир - политическая и литературная газета. Издавалась в Санкт-Петербурге с 1859 по 1863 гг. Издатели: Я.В. Писарев, затем В.Я. Стоюнин, с сентября 1860 г. - Ф.Т. Стелловский под редакцией А.С. Гиэроглифова.

[21] Скорее всего, Гончаров видел Императрицу Марию Федоровну, жену Императора Павла I, в стенах Коммерческого училища: она лично шефствовала над Московским коммерческим училищем и, вероятно, посещала его.

[22] Ордина Софья Алексеевна, рожд. Андреева (1844 - 1919) - жена К.Ф. Ордина.

[23] 26 февраля 1878 г. писатель познакомил со своей рецензией на книгу К.Ф. Ордина редактора газеты "Голос" А.А. Краевского. В этой газете рецензия была напечатана 8 марта 1878 г. (См.: Алексеев А.Д. Летопись жизни и творчества И.А. Гончарова. М.-Л., 1960. С. 227 - 228.

[24] Литературное наследство. Т. 102. М., 2000. С. 633 - 634.

Взято с www.rusk.ru
Размещено 28.02.2007

в ТЕКУЩИЙ РАЗДЕЛ || на ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ