Епископ Сан-Францисский и Калифорнийский Василий (Родзянко)
ЧТО ИСПОРЧЕНО В ЧЕЛОВЕКЕ – ПРИРОДА ИЛИ ВОЛЯ?

Что испорчено в человеке - природа или воля? Такова тема нашей сегодняшней беседы. Мы знаем, в чём тут дело: дело в расхождении между двумя богословиями, восточным и западным. Западное богословие, как мы знаем, базируется на учении блаженного Августина о том, что в результате Адамова греха испорчена человеческая природа, и что эта природа так же, как заражённый источник, несёт в себе заразу, и что эта зараза приводит к тому, что всё потомство Адама заключено в эту испорченную природу, и эта испорченная природа заставляет человека быть грешным сразу после того, как он родится. И что он даже от зачатия своего уже опорочен грехом за исключением одной только личности человеческой, Пресвятой Девы Марии, Которая абсолютно непорочна в своём зачатии. И поэтому в этом своём природном зачатии, которое оказалось неиспорченным, она смогла оказаться той Девой, Которая дала ответ Ангелу в день Благовещения: «Се, раба Господня, да будет Мне по слову Твоему», и стала Матерью Божией и была чистой и непорочной Девой всю свою жизнь до самого конца на Земле. Это западный подход.

Восточный подход мы можем увидеть у одного из самых сильных богословов православного Востока, который, однако, в то же самое время был большим другом западной христианской церкви и умел быть богословом и исключительным водителем душ, как на Востоке, так и на Западе, и который не смущался расхождениями которые были тогда, потому что он их осознавал в своём особом, светлом, богословии, которое можно назвать богословием двоеволия. Что значит богословие двоеволия? Это убежденность, за которую преподобный Максим Исповедник отдал свою правую руку, свой язык, своё измученное тело и саму жизнь. Исповедник, который в своём исповедничестве, достиг ореола величайших мучеников. За что же он так сильно боролся, что принёс такую огромную жертву? А вот именно за то, чтобы иметь волю, которая могла так бороться за то, во что он верил. Вот за эту самую волю он боролся. Вот за эту самую волю он отдал всё, что у него было. Вот за эту самую волю он был исповедником и величайшим мучеником всех веков.

Основой для этой сильной, человеческой, не сдавшейся воли является человеческая воля Христа Спасителя. Человеческая воля Христа Спасителя была абсолютно свободна, могла выбрать всё, что она хотела, и никак не была ни в какой мере подвержена какой бы то ни было направленности со стороны воли Божественной. Вот что было так дорого Преподобному Максиму. Преподобный Максим видел это в самом себе и самим фактом своего исповедничества как раз и доказывал истинность того, за что страдал. То есть воля в Иисусе Христе как в человеке не была никак не захвачена ничем, даже Божественной волей, которая была в Его природе, как и воля человеческая. В Нём были две природы, Божественная и человеческая, которые оказались смешанными в учении еретиков монофизитов, но были определенно разделены и показаны как самостоятельные в Халкидонском догмате Четвёртого Вселенского Собора и подтверждённого Пятым Вселенским Собором. И вот здесь и была самая основа того, что воля человеческая в Иисусе Христе была совершенно самобытна и в то же самое время Его Личность, Его Лицо, Его Ипостась, Един из Святой Троицы, «Един Сый», Сын Божий, Логос сочетал в Себе эти две воли, никак не нарушая свободы и определенности того или иного выбора воли человеческой. Те, которые впадали в ересь монофизитства, то есть единовольничества, этого не чувствовали, не понимали и не сознавали, и поэтому говорили, что в Иисусе Христе была одна воля - и Божественная, и человеческая. Но такое смешение двух волей означало смешение, вполне монофизитское, и двух природ, потому что природы сами по себе ничего не выбирают. Это именно воля, которая направляет природу туда, куда нужно, и избавляет её от того, что не нужно. Таким образом, сознание воли как основы человеческого и божественного, направленного туда, куда нужно и куда выбирает и та и другая воля, было абсолютно не возможно, если и природа и воля - не две в едином лице, в единой ипостаси Сына Божия, а одна. Потому что тогда не было самого главного - нравственной стороны в этом выборе. Поэтому слова Христа Спасителя в Гефсиманском Саду, когда Он, обращаясь к Отцу Небесному, сказал: «Отче, если возможно, да мимоидет Чаша Сия» - это просил Человек своей человеческой волей о том, чтобы, если возможно, избежать этого ужасного, страшного, человеческого страдания. Но затем прибавил: «Но не Моя воля, а Твоя да будет». И вот этот выбор человеческой воли при этом страшном искушении, которое Им овладело, перед страхом, несомненным страхом этой Чаши, как Он Сам назвал. Он нашёл в Себе нравственные силы сказать: «Не Моя Воля, а Твоя да будет». Не я, человек, а Ты, Бог, - это создало в едином Лице Божественного Логоса окончательную и полную победу правды Божией, той правды Божией, о которой Сам Христос говорил Иоанну Крестителю, когда Иоанн Креститель сказал, что мне надо от Тебя креститься, а не Тебе от меня. Христос сказал ему: «Оставь, потому что нам нужно исполнить правду Божию». Вот это и была правда Божия. Правда Божия, нравственная сила, которая должна была в человеке, примером Самого Человека Иисуса, стать Божественной по своему нравственному, свободному выбору в сочетании и единстве с Божественной. Две воли оказываются в полной гармонии, и этим осуществляется спасение всего грешного человечества и всего мира в искуплении Христом Спасителем на Кресте и в сострадании и любви к людям. Вот это-то и есть то, что в Максиме Исповеднике было абсолютно ясно для него как единая истинная правда Божия, за которую можно было отдать и правую руку, и язык, и жизнь. Вот почему Максим Исповедник в своём толковании молитвы Господней «Отче Наш», когда приходит к прошению: «и не введи нас во искушение», говорит, что мы должны понимать это не изолированно. «И не введи нас во искушение» - это продолжение того, что было перед этим: «И остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должником нашим». Если нет этого нравственного чутья в человеке, в человеческой воле, что нужно простить всё другому человеку, особенно если он хочет прощения Божьего. Если в нём этого нет, то он уже сам себя приготовил к дьявольскому искушению: дьявол сейчас же воспользуется его свободной волей, которая оказалась не свободна, потому что подвергла себя страсти вражды и мести тому, кого он считает своим противником, в человеке: не прощает ему его согрешений, просит простить ему свои грехи у Бога, но не прощает своему должнику - человеку. И если этого он не говорит, то он, конечно, тогда не может иметь чистую и достаточно свободную волю, чтобы освободиться от бесовского искушения. Ибо страсть, которая овладела им и его волей в отношении своего ближнего, есть уже нарушение свободы воли, и он уже оказывается искушённым дьяволом. И не о чем тогда просить Господа «не введи меня во искушение», потому что Господь вводит человека или освобождает человека от бесовского искушения не по Своему произволу, а по тому состоянию души человека, в котором она находится: идёт ли она по стопам своих страстей как говорит Максим Исповедник, или же имеет в себе достаточно человеческой свободной нравственной воли, чтобы противостоять этим страстям и просить о прощении себя и одновременно, говоря: так же, как я прощаю ему, другому человеку, ближнему своему. Вот тогда он может сказать: «и не введи нас во искушение», потому что тогда нет никакой необходимости проверить этого человека путём искушения, которое, по промыслу Божию, допускается дьяволу, чтобы дьявол сделал это искушение, потому что страсти овладели человеком, и надо посмотреть, куда пойдет человек. Надо его испытать. Некоторые говорят, что перевод с греческого может быть не совсем точен как «искушение» и что лучше это сказать как «испытание». Об этом спорят. Не будем сейчас говорить об этом. Важно самое главное и основное, то есть что для того, чтобы освободиться от власти князя мира сего, надо прежде всего освободиться от своей собственной страсти, от своего собственного отрыва от воли Божественной в волю испорченную, человеческую, не прощающую своего должника - ближнего. Таково рассуждение Максима Исповедника. И здесь он говорит вполне определённо. Он говорит: вот что испорчено в человеке, вот он, грех, который мы наследуем, это - страсть. Страсть, которая гнездится в чём? В воле человеческой. В сознательном избрании того, что питает эту страстную натуру. Но если очистить свою волю, сделать эту волю единой с волей Божественной, как во Христе Спасителе, то тогда окажется, что природа человеческая совершенно ничем не испорчена. Потому что природа, как она была сотворена, была чистой, святой, непорочной и цельной. И свобода дана не природе, а воле человеческой. Поэтому когда человек волей своей освобождается от страстей, и прощает своего ближнего, и не вводится поэтому во искушение, и избавляется от лукавого, то он тогда возвращается назад к той природе, которая была сотворена - говорит Максим Исповедник - потому что творение было в самом начале. И в этом начальном творении была сотворена природа, моя, твоя, его, всех нас, и эта природа - чистая, непорочная и святая; и ничем она никогда не испорчена. Вот совершенно два разных подхода: западный и восточный, Блаженного Августина и Максима Исповедника. И в то же самое время Максим Исповедник, как я уже сказал, оказывается искренним другом западной христианской церкви постольку, поскольку в то время, в шестом и в седьмом веках, ещё не было в западном богословии крайностей, к которым оно пришло позднее в результате схоластики Фомы Аквината и других богословов. Всё укоренилось в слепой природе, и эта слепая природа оказалась полностью в сознании этих богословов испорчена грехом не моей воли, а его, Адама. Вот тут есть уже совершенно полное расхождение, которое привело в конце концов к нашему печальному раздору и расколу 1054-ого года. Но во времена Максима Исповедника ещё не было на Западе развития богословия в такой степени. И он свободно мог говорить. В то время это было приемлемо и на Востоке и на Западе, потому что не было ещё этого учения, такого страшного, что природа полностью и совершенно явилась источником наших грехов как наследия от Адама без нашего участия, без участия нашей воли. Вот почему участие нашей воли, как мы это видели в одном из замечаний Максима Исповедника, что в результате нашего неисполнения заповедей, мы оказались в таком состоянии, потому что воля наша испорчена; она оказалась порабощённой страстями. Не природа, а воля. Вот что испорчено и вот что нужно исправить. И вот что исправляет Христос Спаситель Своим примером: не Моя воля, а Твоя да будет, даже перед крестными страданиями. Так и мы, каждый человек, не должны смотреть на свою якобы испорченную природу, испорченную грехом нашего прародителя. И этот якобы заражённый источник несёт с собой заразу, а я, мол, тут не причём. Нет, нет, по древнему православному учению, которое так ясно выражает Максим Исповедник, как раз наоборот. Испорченная воля, испорченная страстями воля никак не хочет освободиться от этой страсти и покорить свою волю свободно, прямо и честно, как Христос Спаситель воле Отца Небесного. Вот в чём вся суть. В этом и есть основа того, что мы называем учением Максима Исповедника о двоеволии Христа Спасителя как Бога и человека, Богочеловека, где свободная воля человеческая создаёт свободным выбором единство с волей Отца Небесного и, таким образом, осуществляет в вочеловечении Христовом единство Божественное Пресвятой Троицы – Отца, Сына и Святого Духа. Аминь.

Такова вера и молитва великого Исповедника Христова. Преподобный Максим, конечно, был вполне реалистичен и отдавал себе отчёт о том, что произошла огромная перемена и в человеке и в природе мира сего в результате грехопадения. Но как мы видели, он не относил это к слепой природе, заражённой в полном якобы невиновном отношении всех нас, потомков Адама. А видел это всё в результате воли человеческой, как перед грехопадением в результате искушения, так и после грехопадения в результате развивающейся жизни на земле. И поэтому, конечно, для него была совершенно очевидна та сторона жизни, которую в своей жизни и богословском воззрении всё больше и больше нагнетала римская и вообще западная церковь. Он, конечно, понимал очень хорошо то, что мы сегодня называем генетикой. Он понимал генетическую зависимость. Он понимал генетическое наследствие в том, что мы оказались наследниками первородного греха и, конечно, он меньше всего был вовлечён в ересь Пелагианства, во что, увы, впали восемнадцать римских епископов, которых даже сам Папа Римский Зосима, воспитанный в пелагианских идеях, всё же отлучил их за явное еретичество и для него это было непросто. Но это были годы внутренней борьбы Церкви как на Западе так и на Востоке. И вот тут роль преподобного Максима Исповедника была совершенно потрясающей, как я уже это упоминал, в том восприятии как восточного, так и западного богословия тех времён. Он мог тогда, со своей стороны, помочь западным не уклониться чересчур в свою римскую односторонность, а с другой стороны удержать православный восток от известных тенденций Оригенизма и других еретических наклонностей, которые тогда в значительной степени угрожали Византийскому богословию. В частности, преподобному Максиму необходимо было ясно и отчетливо показать всю суть глубины и значения и с традиционной, и с богословской точки зрения творение мира таким, каково оно было по Священному Писанию в Библии, в Ветхом Завете.


1998 год

Источник:
Епископ Василий (Родзянко)
Жизнь, проповеди, воспоминания…

в ТЕКУЩИЙ РАЗДЕЛ || на ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ