Виктор Милитарев
ПОЧЕМУ НАША ЦЕРКОВЬ ПОКА НЕ СТАЛА ДУХОВНЫМ ЛИДЕРОМ РУССКОГО НАРОДА?
Прошло уже более 15 лет с тех пор, как закончились коммунистические гонения на церковь. Все эти годы идет активное храмовое строительство. Успешно работают православные книжные издательства, газеты и журналы. На праздники храмы полны верующих. Миллионы людей реально воцерковились. На порядок большее число людей называют себя православными. Это заметно даже в повседневной жизни. Недавно пошел на пруд купаться, почти все мужчины, женщины и дети с крестиками. Не считая азербайджанцев, разумеется. Опять же, берешь такси — над передней панелью иконки. Чаще всего деисусный триптих. Разумеется, если водитель — русский или грузин. Пасхальную и рождественскую службу транслируют по ТВ.
Однако, несмотря на все эти зримые знаки православного возрождения, голоса православных людей в стране практически не слышно. Да, Святейший время от времени делает официальные заявления по телевизору. Но их почти никто особо внимательно не слушает. Весьма активная пастырская, миссионерская и политическая деятельность покойного владыки Иоанна (Снычева) осталась почти не замеченной за пределами круга его непосредственных сторонников. Из партий православной направленности так ничего и не вышло. На социальную доктрину русской православной церкви почти никто в миру не обратил внимания. Разрабатываемая сейчас церковная доктрина прав человека пока привлекла внимание только профессиональных "правозащитников", не лишивших себя удовольствия в очередной раз облить грязью православие и церковь.
Практически на сегодняшний день политические взгляды православных христиан регулярно высказываются на десятке не всегда дружных между собой Интернет-изданий, имеющих совокупную аудиторию, дай Бог, в десяток тысяч посетителей. Попробуем проанализировать причины такого положения дел. На мой взгляд, причиной сложившейся ситуации является нерешенность и нерешаемость нескольких важнейших для жизни церкви проблем.
Попробую их перечислить. Наверное, важнейшая из этих проблем — это неурегулированность отношений между воцерковленными и невоцерковленными православными. На сегодняшний день у нас в стране сложились как бы два во многом непересекающихся православия. Три-четыре миллиона человек более-менее регулярно посещают храмы, соблюдают посты, исповедуются и причащаются. Они, как правило, неплохо знакомы с догматами, канонами и обрядами православного вероучения. Среди этих людей немало окончивших высшие учебные заведения. Строго говоря, с точки зрения православных канонов, ими и исчерпывается сегодняшний русский церковный народ.
Однако у нас в стране проживает еще этак 50 миллионов человек, считающих себя православными. Эти люди крестят своих детей, венчают свои браки и отпевают своих покойников в церкви. Они приходят на Пасху к храмам "посмотреть на Крестный ход", потом идут домой есть куличи, пасху и яйца, запивая их водкой. В храмы приходят, в основном, в случае житейских невзгод для совершения ритуала, известного у них как "поставить свечку". Если сильно заболеют, просят окропить их святой водой. Желательно крещенской. На этом их православие, в основном, и исчерпывается.
Это "народное православие" весьма устойчиво и самовоспроизводится десятилетиями. Отношение таких "народно-православных" к церкви чем-то сходно с отношением японцев к буддизму. Буддизм в Японии — религия меньшинства. Но при этом остальные японцы, исповедующие синто и придерживающиеся конфуцианской этики, регулярно прибегают к услугам буддистских бонз. Так, например, для совершения обряда над покойниками японцы обращаются к буддистским монахам. Ритуал же заключения брака предпочитают совершать в храмах синто. При этом особо не прислушиваются к учению жрецов синто, и просто в упор не слушают буддистских монахов. В жизни же руководствуются исключительно конфуцианской этикой в ее японском варианте.
У наших "полуправославных" тоже есть свой аналог конфуцианской этики. Эта система убеждений хорошо известна всем нам. Нужно быть порядочным и честным человеком. Хотя требования порядочности, в принципе, более важно, чем требование честности. Нельзя делать подлостей.
И нужно и естественно любить свою семью, своих друзей и свою Родину. Бывают ситуации, когда их нужно защищать. Иногда защита семьи, друзей или Родины требует жертв. В некоторых ситуациях жертв радикальных, вплоть до пожертвования собственной жизни. На такое способен не каждый, но тот, кто отдал свою жизнь ради близких людей или ради Отечества, тот — герой. О таких людях нужно помнить.
Каждый человек должен работать. Конечно, было бы хорошо, чтобы работа была одновременно творческой, интересной и легкой, и при этом отнимала бы совсем немного времени. Однако счастье на Земле встречается не так уж часто. Поэтому работать надо даже тогда, когда работа не очень интересна, не очень легка и отнимает не так уж мало времени. Потому что работаем мы, в конечном счете, все же не для самоудовлетворения, и даже не для того, чтобы прокормить самого себя. А работаем мы для того, чтобы прокормить родных и близких нам людей. А это — дело хорошее само по себе, и ради него и потерпеть не жалко.
Буквально за последнюю четверть века этот комплекс взглядов обогатился представлением о том, что быть образованным — хорошо. А уж давать образование своим детям — и подлинно достойное и благородное занятие.
К традиционным христианским представлениям о сексе это сознание достаточно равнодушно. В принципе, идеалом представляется моногамная многодетная семья, где родители живут в браке всю жизнь. Однако на практике проявляется чрезвычайная терпимость к разводам и достаточная — к супружеским изменам. Контрацепция считается допустимой, а добрачные связи — абсолютно нормальными. Мастурбации стыдятся, но повсеместно практикуют.
Далеко это народное сознание и от традиционно христианских представлений о покаянии и грехе, в том числе, грехе первородном. Ему достаточно чуждо представление о том, что мир лежит во зле. Иисус Христос воспринимается не столько как Спаситель, сколько как Бог.
Посты не соблюдаются. Молятся редко, чаще всего в сложных ситуациях и, как правило, своими словами. Церковные молитвы знают редко. Часто не знают даже "Отче наш", "Богородице" и Символа Веры. К воцерковленным православным относятся терпимо. Называют их "набожными". Считают естественной "набожность" старух и, в меньшей мере, стариков. Удивляются набожности молодых людей
Разумеется, с догматически православной точки зрения, массовая народная вера есть типичный образчик практического пелагианства. Более того, не совсем ясно, можно ли считать лиц, ее исповедующих, членами Церкви.
С исторической точки зрения, народная вера имеет много аналогов. Можно усмотреть ее сходство и с нашим дохристианским язычеством, и с персидским маздеизмом, и с римским митраизмом. С другой стороны, народная вера во многом напоминает немецкое мещанское лютеранство XIX века. Однако более всего она сходна со своими предшественницами — народными верами византийцев и наших предков из Киевской Руси.
У нашей церковной иерархии нет на сегодняшний день определенности в отношении народной веры. Наших иерархов можно понять. Считать адептов народной веры оглашенными, странно — они крещены. Считать их отступниками, вроде, нет оснований. Признать их полноценными верными — трудно. Как осуществлять в их адрес миссионерство — не совсем понятно, так как эти люди уверены в том, что учиться им нет ни нужды, ни времени. В результате церковные власти мудро воспроизводят политику своих византийских и древнерусских предшественников — не предпринимают ничего.
И их можно понять. Ведь политика активного миссионерства может оказаться успешной. А это — не всегда хороший результат. Это беда, что, будучи весьма сомнительными православными, представители народной веры во многом, как человеческий тип, превосходят значительную часть воцерковленных православных.
Если уж говорить совсем откровенно, беда даже не в этом. Беда в том, что многие из воцерковленных православных на сегодняшний день являются безобидными, но злобными сумасшедшими. Или, если выражаться мягче, глубокими невротиками и/или психопатами, имеющими серьезные трудности с социальной адаптацией. И это — вторая важнейшая проблема нашей сегодняшней церковной жизни.
По выражению церковного публициста Андрея Рогозянского, современным православным часто свойственны "желание отдать себя в полное ведение духовника или аскетической системы, паническая неуверенность и боязнь личной ответственности". Зачастую, причина их церковности "жизненные неудачи, … природная замкнутость, погруженность в себя, … пассивность, нежелание заниматься мирскими делами".
Я согласен с этим психологическим портретом, но считаю его слишком щадящим. Попробую дать описание современного "православненького" или "православнутого" человека.
Я бы определил этот психотип, как психотип существа ищущего благословений, избегающего суждений, аполитичного, аутичного, склонного к разрыву отношений при малейших разногласиях, эмоционально-черствого, малоконтактного, лицемерно-жалостливого, внутренне злобного, стремящегося сделать свою веру своей единственной профессией. Плюс ко всему этому — обязательно отсутствие чувства юмора и наличие отвращения к табакокурению.
Под исканием благословений я имею в виду добровольное принятие католической идеи диктатуры совести, то есть нежелание предпринимать каких бы то ни было действий (в том числе повседневно повторяющихся) без прямого приказания священника. Эта еретическая гнусь называется на слэнге православнутых "пастырское благословение" или "батюшкиное благословение".
Под избеганием суждений я понимаю принципиальный отказ от моральных оценок чего бы-то и кого бы-то ни было, под мерзко лицемерным нежеланием "судить, да не судимы будете". Впрочем, из этой атараксии есть исключение. Лиц, критикующих "батюшку", судить можно. Понятно как. Впрочем, лучше не судить, а тихо разорвать отношения с последующим бойкотом. Иногда подобные разногласия могут стать даже причиной развода.
Под желанием сделать веру профессией я имею в виду специфическое сочетание лени и нежелания трудиться, дилетантизма и неуклюжести с высокомерным гнушением миром и мирской жизнью, приводящем к убеждению о порочности всех или почти всех мирских профессий. Все это часто сочетается с так называемой "брянчаниновщиной", то есть с лживой верой в то, что мораль, наука и искусство, и, вообще, человеческая культура являются по своей внутренней сущности глубоко порочными. Естественным результатом подобного симптомокомплекса является желание работать исключительно при храме — чтецом, певцом, продавцом в церковной лавке, сторожем или уборщицей.
Это сознание очень трудно искоренимо. Церковные власти хорошо понимают его порочность. Но они не видят реалистических методов искоренения этой напасти. Дело в том, что ересь православнутых разделяется не только мирянами. Среди них не так уж мало священнослужителей и монашествующих.
Последствия деятельности этих оборотней в рясах чудовищны. До сих пор не могу забыть страшную историю более чем 20-летней давности. Молодая женщина обратилась к духовнику с жалобой на мужа, который, исходя из неправильно понятого церковного учения, сильно ее тиранил, и призналась в том, что естественное раздражение на мужа склоняет ее к влюбленности в одного из знакомых мужчин. Эта женщина, серьезно относясь к своему браку, спросила у священника совета, как бороться с влюбленностью. Священник посоветовал ей при каждом пробуждении чувства влюбленности творить Иисусову молитву. Однажды при наплыве сильных чувств помянутая дама молилась столь интенсивно, что упала в обморок. Когда она рассказала об этом духовнику, тот дал ей еще лучший совет: "Молиться надо было не до обморока, а до смерти". Эта история кончилась ужасно. В результате мудрой пастырской деятельности брак распался, а женщина сошла с ума. Муж, по совету того же пастыря, принял монашество и священный сан. Через несколько лет он отказался как от сана, так и от обета. В момент этой истории молодым супругам было немногим за 20. А "добрый пастырь" до сих пор благоденствует, и очень почитаем в соответствующих кругах.
Конечно, нельзя сказать, что церковные власти смотрят на все эти гнусности сквозь пальцы. На одном из последних архиерейских соборов даже было принято специальное постановление, осуждающее практику так называемого "младостарчества". Но болезнь чрезвычайно запущена. Как ее лечить — не очень понятно. При попытке применять к волкам в овечьей шкуре архиерейские прещения весьма высока вероятность раскола в донатистско-новацианском стиле. Наверное, можно было бы на него пойти, но я при этом хорошо понимаю мотивы нашей иерархии, заставляющие ее бездействовать. Итак, третья базовая проблема сегодняшней церковной жизни — это скрытый раскол между нормальными традиционными православными и еретиками-фундаменталистами. При этом, по моим оценкам, нормальные православные составляют хорошо, если четверть, среди сегодняшних практикующих и воцерковленных православных.
По моим оценкам, нормального православного довольно легко узнать по отсутствию постной рожи, наличию мирской профессии, интересу к политике и наличию политических убеждений. Как правило, умеренно-националистического толка. То, что такие люди есть и их не так уж мало — удивительно, и может быть объяснено только чудом.
Ситуация усугубляется тем, что по причинам, которые здесь не место обсуждать, наша церковь в ХХ веке оказалась, по сути, лишенной богословского и пастырского осмысления наиболее серьезных проблем и ситуаций мирской жизни. У нас по-настоящему нет сегодня церковных концепций семьи, дружбы, профессии, политики и социальной справедливости.
Только в последние годы началась серьезная работа над этими темами. И здесь невозможно переоценить как богословского, так и организационного вклада митрополита Кирилла, который на сегодняшний день вместе с нашим Патриархом остается наиболее трезвомыслящим архипастырем и вероучителем.
Я, разумеется, не знаю, как решать описанные здесь проблемы. Но решать их нужно нам всем. Полагаю, что здесь есть два перспективных направления деятельности. Одно из них — это то, что называется политическим православием. Другое можно назвать православным освоением мирской сферы. Думаю, нам надо двигаться в сторону сочетания догматического, канонического и обрядового консерватизма с практическим, политическим и социальным модернизмом. Если Господь нам поможет, может быть, мы и придем к новому каппадокийскому синтезу церковности и культуры. Но это уже совсем другая история.