Дмитрий Игнатов РАЗРАБОТКА, ПРОДВИЖЕНИЕ И ПОДДЕРЖКА САЙТОВ В ГЛАВНОМ — единство В СПОРНОМ — свобода ВО ВСЁМ — любовь

Архимандрит Плакида (Дезей)
ИСТОРИЯ ОДНОГО РАСКОЛА. ПРАВОСЛАВИЕ И КАТОЛИЦИЗМ

ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА

В 2007 году весь христианский мир одновременно отмечает главный праздник Церкви — Воскресение Христово. Это вновь напоминает об общем корне, от которого ведут происхождение основные христианские конфессии, о существовавшем некогда единстве всех христиан. Однако уже почти тысячу лет между восточным и западным христианством это единство нарушено. Если многим знакома дата 1054 года как официально признанный историками год разделения Православной и Католической Церквей, то, возможно, не всем известно, что ей предшествовал длительный процесс постепенного расхождения.

В данной публикации читателю предлагается статья архимандрита Плакиды (Дезея)[1] «История одного раскола». Это краткое исследование причин и истории разрыва между западным и восточным христианством. Не рассматривая детально догматических тонкостей, останавливаясь только на истоках богословских разногласий в учении блаженного Августина Иппонийского, отец Плакида приводит историко-культурный обзор событий, предшествовавших упомянутой дате 1054 года и последовавших после нее. Он показывает, что разделение произошло не в единочасье и не внезапно, а явилось следствием «длительного исторического процесса, на который повлияли как вероучительные разногласия, так и политические и культурные факторы».

Основная работа по переводу с французского оригинала была выполнена студентами Сретенской Духовной семинарии под руководством Т.А. Шутовой. Редакторская правка и подготовка текста осуществлена В.Г. Массалитиной.

Вот уже целое тысячелетие нарушено духовное единство европейского христианства. Его восточная часть и Балканы исповедуют главным образом православие. Его западная часть, в основном римо-католики, с XI по XVI век испытала на себе внутренние расколы, которые дали начало различным протестантским ответвлениям. Это дробление явилось результатом длительного исторического процесса, на который повлияли как вероучительные разногласия, так и политические и культурные факторы.

Изначальное единство христианской Церкви

Христианская Церковь в том виде, как она сложилась вскоре после Пятидесятницы под водительством апостолов и их ближайших преемников, не была сообществом, организуемым и управляемым из единого центра, каким позже стал Рим для западного христианства. В каждом городе, в котором было проповедано Евангелие, создавалась община верующих, которые собирались по воскресеньям вокруг своего епископа для совершения Евхаристии. Каждая из таких общин рассматривалась не как часть Церкви, но как Церковь Христова, которая явилась и стала видимой во всей своей духовной полноте в определенном месте, будь то Антиохия, Коринф или Рим. У всех общин были одна вера и одни представления, основанные на Евангелии, при этом возможные местные особенности по сути ничего не меняли. В каждом городе мог быть только один епископ, который так тесно был связан со своей Церковью, что не мог быть переведен в другую общину.

Для поддержания единства различных местных Церквей, сохранения тождественности их веры и ее исповедания необходимо было, чтобы между ними существовало постоянное общение, а их епископы могли собираться для совместного обсуждения и решения насущных проблем в духе верности унаследованному преданию. Подобные собрания епископов должны были кем-либо возглавляться. Поэтому в каждой области епископ главного города приобретал главенство над другими, обычно получая при этом титул «митрополита».

Так появились церковные округа, которые в свою очередь объединялись вокруг еще более важных центров. Постепенно сложились пять больших областей, тяготеющих к римскому престолу, занимавшему главенствующее положение, признаваемое всеми (даже если и не все, как мы увидим позже, соглашались с масштабом значимости этого первенства), к патриархатам Константинополя, Александрии, Антиохии и Иерусалима.

Папа, патриархи и митрополиты были обязаны с усердием заботиться о возглавляемых ими Церквях и председательствовать на синодах (или соборах) местных или всеобщих. Эти соборы, названные «вселенскими», созывались, когда Церкви угрожали ересь или опасные кризисы. В период, предшествовавший отделению Римской Церкви от восточных патриархатов, было созвано семь Вселенских Соборов, из которых первый назывался Первым Никейским (325 г.), а последний — Вторым Никейским собором (787 г.).

Почти все христианские Церкви, за исключением Персидской, далекой Эфиопской (просвещенной светом Евангелия с IV века) и Ирландской Церквей, находились на территории Римской империи. Эта империя, которая не была ни восточной, ни западной, и чья культурная элита говорила так же хорошо по-гречески, как и по-латински, хотела, по выражению галло-римского писателя Рутилуса Наматиануса, «превратить вселенную в единый град». Империя простиралась от Атлантики до Сирийской пустыни, от Рейна и Дуная до африканских пустынь. Христианизация этой империи в IV веке еще более усилила ее универсализм. По мнению христиан, империя, не смешиваясь с Церковью, представляла собой пространство, на котором лучше всего мог воплотиться евангельский идеал духовного единства, способного преодолеть этнические и национальные противоречия: «Нет уже ни иудея, ни эллина… ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3, 28).

Вопреки распространенному мнению, нашествие германских племен и образование варварских королевств в западной части империи не означало полного разрушения единства Европы. Низложение Ромула Августула[2] в 476 году стало не «концом империи на Западе», а окончанием административного раздела империи между двумя со-императорами, произошедшего после смерти Феодосия[3] (395 г.). Запад вернулся под власть императора, снова ставшего единоправным, с резиденцией в Константинополе.

Чаще всего варвары пребывали в империи в качестве «федератов»: варварские короли были одновременно вождями своих народов и римскими военачальниками, представителями императорской власти на подвластных им территориях. Королевства, появившиеся в результате нашествия варваров, — франков, бургундов, готов — продолжали оставаться в орбите римской империи. Так, в Галлии тесная преемственность связывала период династии Меровингов с галло-римской эпохой. Таким образом германские королевства стали первым воплощением того, что Дмитрий Оболенский очень точно назвал Византийским содружеством[4]. Зависимость варварских королевств от императора, хотя она и была лишь формальной и иногда даже явно отрицалась, сохраняла культурное и религиозное значение.

Когда славянские народы, начиная с VII века, стали переселяться на опустошенные и обезлюдевшие Балканы, то в той или иной мере аналогичный статус установился между ними и Константинополем, подобное произошло и с Киевской Русью.

Между местными Церквями этой обширной Романии, расположенными как в западной, так и в восточной ее частях, общение сохранялось в течение всего первого тысячелетия, за исключением некоторых периодов, во время которых константинопольский престол занимали патриархи-еретики. Хотя нужно отметить, что после Халкидонского Собора (451 г.) в Антиохии и Александрии наряду с патриархами, верными халкидонскому православию, появились патриархи-монофизиты.

Предвестники раскола

Учение епископов и церковных писателей, чьи произведения были написаны на латинском языке, — святителей Илария Пиктавийского (315–367), Амвросия Медиоланского (340–397), преподобного Иоанна Кассиана Римлянина (360–435) и многих других — было полностью созвучно с учением греческих святых отцов: святителей Василия Великого (329–379), Григория Богослова (330–390), Иоанна Златоуста (344–407) и других. Западные отцы отличались от восточных подчас лишь тем, что делали акцент более на нравоучительной составляющей, нежели на глубоком богословском анализе.

Первое покушение на эту вероучительную гармонию произошло с появлением учения блаженного Августина, епископа Иппонийского (354–430). Здесь мы встречаемся с одной из самых волнующих загадок христианской истории. В блаженном Августине, которому в наивысшей степени было присуще чувство единства Церкви и любовь к нему, не было ничего от ересиарха. И тем не менее по многим направлениям Августин открыл христианской мысли новые пути, оставившие глубокий отпечаток в истории Запада, но в то же время оказавшиеся почти полностью чуждыми не-латинским Церквям.

С одной стороны, Августин, самый «философствующий» из отцов Церкви, склонен к превозношению способностей человеческого разума в области богопознания. Он разработал богословское учение о Святой Троице, которое легло в основу латинской доктрины об исхождении Святого Духа от Отца и Сына (на латыни — Filioque). Согласно более древней традиции, Святой Дух берет Свое начало, так же как и Сын, только от Отца. Восточные отцы всегда придерживались этой формулы, содержащейся в Священном Писании Нового Завета (см.: Ин. 15, 26), и видели в Filioque искажение апостольской веры. Они отмечали, что в результате этого учения в Западной Церкви произошло некое принижение Самой Ипостаси и роли Святого Духа, что, по их мнению, привело к определенному усилению институциональных и юридических аспектов в жизни Церкви. С V века Filioque повсеместно допускалось на Западе, практически без ведома не-латинских Церквей, но в Символ веры оно было добавлено позже.

В том, что касается внутренней жизни, Августин настолько подчеркивал человеческую немощь и всемогущество Божественной благодати, что получалось, будто он умалял человеческую свободу перед лицом Божественного предопределения.

Гениальная и в высшей степени привлекательная личность Августина еще при его жизни вызывала восхищение на Западе, где его вскоре стали считать величайшим из отцов Церкви и почти полностью сосредоточились только на его школе. В значительной степени римский католицизм и отколовшиеся от него янсенизм и протестантизм будут отличаться от Православия тем, чем они обязаны святому Августину. Средневековые конфликты между священством и империей, введение схоластического метода в средневековых университетах, клерикализм и антиклерикализм в западном обществе являются в различной степени и в разных формах либо наследием, либо последствиями августинизма.

В IV–V вв. появляется еще одно разногласие между Римом и другими Церквями. Для всех Церквей Востока и Запада первенство, признанное за Римской Церковью, проистекало, с одной стороны, из того, что она была Церковью бывшей столицы империи, а с другой — из того, что она была прославлена проповедью и мученичеством двух первоверховных апостолов Петра и Павла. Но это первенство inter pares («между равными») не означало, что Римская Церковь является резиденцией централизованного управления Вселенской Церковью.

Однако, начиная со второй половины IV века, в Риме зарождается иное понимание. Римская Церковь и ее епископ требуют себе главенствующей власти, которая делала бы ее руководящим органом правления Вселенской Церковью. Согласно римской доктрине, это первенство основано на ясно выраженной воле Христа, Который, по их мнению, наделил этой властью Петра, сказав ему: «Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою» (Мф. 16, 18). Папа Римский считал себя уже не просто преемником Петра, признаваемого с тех пор первым епископом Рима, но и его викарием, в котором как бы продолжает жить первоверховный апостол и через него править Вселенской Церковью.

Несмотря на некоторое сопротивление, это положение о первенстве было мало-помалу принято всем Западом. Остальные Церкви в целом придерживались древнего понимания первенства, нередко допуская некую двусмысленность в своих отношениях с Римским престолом.

Кризис в Позднем Средневековье

VII в. стал свидетелем рождения ислама, который начал распространяться с молниеносной скоростью, чему способствовал джихад — священная война, позволившая арабам покорить Персидскую империю, долгое время бывшую грозным соперником империи Римской, а также территории патриархатов Александрии, Антиохии и Иерусалима. Начиная с этого периода, патриархи упомянутых городов часто были вынуждены поручать управление оставшейся христианской паствой своим представителям, которые пребывали на местах, в то время как сами они должны были жить в Константинополе. В результате этого произошло относительное уменьшение значимости этих патриархов, а патриарх столицы империи, кафедра которого уже во время Халкидонского собора (451) была поставлена на второе место после Рима, таким образом стал, в какой-то степени, высшим судьей Церквей Востока.

С появлением Исаврийской династии (717) разразился иконоборческий кризис (726). Императоры Лев III (717–741), Константин V (741–775) и их преемники запретили изображать Христа и святых и почитать иконы. Противников императорской доктрины, в основном монахов, бросали в тюрьмы, подвергали пыткам, умерщвляли, как во времена языческих императоров.

Римские папы поддержали противников иконоборчества и прервали общение с императорами-иконоборцами. А те в ответ на это присоединили к Константинопольскому Патриархату Калабрию, Сицилию и Иллирию (западную часть Балкан и север Греции), которые до того времени находились под юрисдикцией папы Римского.

Одновременно с этим, для того чтобы успешнее противостоять наступлению арабов, императоры-иконоборцы провозгласили себя приверженцами греческого патриотизма, очень далекого от господствовавшей до этого универсалистской «римской» идеи, и потеряли интерес к негреческим областям империи, в частности, к северной и центральной Италии, на которые притязали лангобарды.

Законность почитания икон была восстановлена на VII Вселенском соборе в Никее (787). После нового витка иконоборчества, начавшегося в 813 г., православное учение окончательно восторжествовало в Константинополе в 843 г.

Общение между Римом и империей было тем самым восстановлено. Но то, что императоры-иконоборцы ограничили свои внешнеполитические интересы греческой частью империи, привело к тому, что Римские папы стали искать для себя других покровителей. Ранее папы, не имевшие территориального суверенитета, были лояльными поданными империи. Теперь, уязвленные присоединением Иллирии к Константинополю и оставленные без защиты перед лицом нашествия лангобардов, они обратились к франкам и в ущерб Меровингам, которые всегда поддерживали отношения с Константинополем, стали способствовать приходу новой династии Каролингов, носителей иных амбиций.

В 739 г. папа Григорий III, стремясь помешать лангобардскому королю Луитпранду объединить Италию под своей властью, обратился к майордому Карлу Мартелу, который пытался использовать смерть Теодориха IV для того, чтобы устранить Меровингов. В обмен на его помощь он пообещал отказаться от всякой лояльности константинопольскому императору и воспользоваться покровительством исключительно короля франков. Григорий III был последним папой, который просил у императора утверждения своего избрания. Его преемники уже будут утверждаться франкским двором.

Карл Мартел не смог оправдать надежд Григория III. Однако в 754 г. папа Стефан II самолично отправляется во Францию, чтобы встретиться с Пипином Коротким[5]. Тот в 756 г. отвоевал Равенну у лангобардов, но вместо того, чтобы вернуть Константинополю, передал ее папе, положив основание образованной вскоре Папской области, которая превратила пап в независимых светских правителей. Для того чтобы дать правовое обоснование сложившемуся положению, в Риме была разработана знаменитая подделка — «Константинов дар», согласно которой император Константин якобы передал папе Сильвестру (314–335) императорские полномочия над Западом.

25 сентября 800 г. папа Лев III без всякого участия Константинополя возложил на голову Карла Великого императорскую корону и нарек его императором. Ни Карл Великий, ни позже другие германские императоры, которые в какой-то степени восстанавливали созданную им империю, не стали соправителями константинопольского императора, в соответствии с уложением, принятым вскоре после смерти императора Феодосия (395). Константинополь неоднократно предлагал компромиссное решение подобного рода, что сохранило бы единство Романии[6]. Но каролингская империя желала быть единственной законной христианской империей и стремилась занять место империи константинопольской, считая ее отжившей. Вот почему богословы из окружения Карла Великого позволили себе осудить постановления VII Вселенского собора о почитании икон как запятнанные идолопоклонством и ввести Filioque в Никео-Цареградский Символ веры. Однако папы трезво воспротивились этим неосторожным мерам, направленным на принижение греческой веры.

Тем не менее, политический разрыв между франкским миром и папством с одной стороны и древней Римской империей Константинополя с другой был предрешен. А такой разрыв не мог не привести и к собственно религиозному расколу, если принять во внимание то особое богословское значение, какое христианская мысль придавала единству империи, рассматривая его как выражение единства народа Божия.

Во второй половине IX в. антагонизм между Римом и Константинополем проявился на новой почве: встал вопрос, к какой юрисдикции отнести славянские народы, вступавшие в то время на путь христианства. Этот новый конфликт также оставил глубокий след в истории Европы.

В то время папой стал Николай I (858–867), человек энергичный, стремившийся установить римскую концепцию господства папы во Вселенской Церкви, ограничить вмешательства светских властей в церковные дела, а также боровшийся против центробежных тенденций, проявлявшихся у части западного епископата. Свои действия он подкреплял получившими хождение незадолго до этого поддельными декреталиями, якобы выпущенными предыдущими папами.

В Константинополе же патриархом стал Фотий (858–867 и 877–886). Как убедительно установили современные историки[7], личность святителя Фотия и события времени его правления были сильно очернены его противниками. Это был очень образованный человек, глубоко преданный православной вере, ревностный служитель Церкви. Он хорошо понимал, какое большое значение имеет просвещение славян. Именно по его инициативе святые Кирилл и Мефодий отправились просвещать велико-моравские земли. Их миссия в Моравии была, в конечном счете, задушена и вытеснена происками германских проповедников. Тем не менее они успели перевести на славянский язык богослужебные и наиболее важные библейские тексты, создав для этого алфавит, и таким образом заложили фундамент культуры славянских земель. Фотий занимался также просвещением народов Балкан и Руси. В 864 г. он крестил Бориса, князя Болгарского.

Но Борис, разочарованный тем, что не получил от Константинополя автономную церковную иерархию для своего народа, повернулся на некоторое время к Риму, принимая латинских миссионеров. Фотию стало известно, что те проповедуют латинское учение об исхождении Святого Духа и, похоже, используют Символ веры с добавлением Filioque.

Тогда же папа Николай I вмешался во внутренние дела Константинопольского Патриархата, добиваясь смещения Фотия, чтобы с помощью церковных интриг восстановить на кафедре бывшего патриарха Игнатия, низложенного в 861 г. В ответ на это император Михаил III и святитель Фотий созвали в Константинополе собор (867), постановления которого впоследствии были уничтожены. Этот собор, по-видимому, признал учение о Filioque еретическим, объявил неправомерным вмешательство папы в дела Константинопольской Церкви и разорвал с ним литургическое общение. А так как от западных епископов в Константинополь поступили жалобы на «тиранию» Николая I, то собор предложил императору Людовику Германскому низложить папу.

В результате дворцового переворота Фотий был низложен, а новый собор (869–870), созванный в Константинополе, осудил его. Этот собор до сих пор считается на Западе VIII Вселенским собором. Затем при императоре Василии I святитель Фотий был возвращен из опалы. В 879 г. в Константинополе снова был созван собор, который в присутствии легатов нового папы Иоанна VIII (872–882) восстановил Фотия на кафедре. Тогда же были сделаны уступки в отношении Болгарии, которая возвратилась в юрисдикцию Рима, сохранив при этом греческое духовенство. Впрочем, Болгария вскоре добилась церковной независимости и осталась в орбите интересов Константинополя. Папа Иоанн VIII написал патриарху Фотию письмо, осуждавшее добавление Filioque в Символ веры, не осуждая при этом само учение. Фотий, вероятно не заметив этой тонкости, решил, что одержал победу. Вопреки устойчивым ложным представлениям можно утверждать, что никакой так называемой второй Фотиевой схизмы не было, а литургическое общение между Римом и Константинополем сохранялось еще более века.

Разрыв в XI веке

XI в. для Византийской империи был поистине «золотым». Мощь арабов окончательно подорвана, Антиохия вернулась в состав империи, еще немного — и был бы освобожден Иерусалим. Разгромлен болгарский царь Симеон (893–927), пытавшийся создать выгодную для него романо-болгарскую империю, та же участь постигла Самуила, поднявшего восстание с целью образования македонского государства, после чего Болгария вернулась в империю. Киевская Русь, приняв христианство, быстро становилась частью византийской цивилизации. Стремительный культурный и духовный подъем, начавшийся сразу после торжества Православия в 843 г., сопровождался политическим и экономическим расцветом империи.

Как ни странно, но победы Византии, в том числе над исламом, были выгодны и Западу, создав благоприятные условия для зарождения Западной Европы в том виде, в каком она будет существовать в течение многих веков. А точкой отсчета этого процесса можно считать образование в 962 г. Священной Римской империи германской нации и в 987 г. — Франции Капетингов. Тем не менее, именно в XI в., казавшимся столь многообещающим, между новым западным миром и Римской империей Константинополя произошел духовный разрыв, непоправимый раскол, последствия которого были для Европы трагичными.

С начала XI в. имя папы больше не поминалось в константинопольских диптихах, а это означало, что общение с ним прервано. Это завершение длительного процесса, изучаемого нами. Точно не известно, что послужило непосредственной причиной этого разрыва. Возможно, поводом стало включение Filioque в исповедание веры, отправленное папой Сергием IV в Константинополь в 1009 г. вместе с извещением о его вступлении на Римский престол. Как бы то ни было, но во время коронации германского императора Генриха II (1014) Символ веры пелся в Риме с Filioque.

Кроме введения Filioque был еще целый ряд латинских обычаев, возмущавших византийцев и увеличивавших поводы для разногласий. Среди них особенно серьезным было использование пресного хлеба для совершения Евхаристии. Если в первые века повсюду использовался квасной хлеб, то с VII–VIII веков Евхаристия стала совершаться на Западе с использованием облаток из пресного хлеба, то есть без закваски, как это делали древние евреи на свою пасху. Символическому языку в то время придавалось огромное значение, вот почему греками использование пресного хлеба воспринималось как возвращение к иудаизму. Они видели в этом отрицание той новизны и того духовного характера жертвы Спасителя, которые были предложены Им взамен ветхозаветных обрядов. В их глазах использование «мертвого» хлеба означало, что Спаситель в воплощении принял лишь человеческое тело, но не душу…

В XI в. с большей силой продолжалось укрепление папской власти, которое началось еще во времена папы Николая I. Дело в том, что в X в. власть папства была как никогда ранее ослаблена, будучи жертвой действий различных группировок римской аристократии или испытывая давление германских императоров. В Римской Церкви распространились различные злоупотребления: продажа церковных должностей и пожалование их мирянами, браки или сожительства в среде священства… Но во время понтификата Льва XI (1047–1054) началась настоящая реформа Западной Церкви. Новый папа окружил себя достойными людьми, в основном уроженцами Лотарингии, среди которых выделялся кардинал Гумберт, епископ Белой Сильвы. Реформаторы не видели иного средства для исправления бедственного состояния латинского христианства, кроме усиления власти и авторитета папы. В их представлении папская власть, так как они ее понимали, должна распространяться на Вселенскую Церковь, как латинскую, так и греческую.

В 1054 г. произошло событие, которое могло остаться незначительным, однако послужило поводом для драматического столкновения между церковной традицией Константинополя и западным реформаторским течением.

Стремясь получить помощь папы перед угрозой норманнов, покушавшихся на византийские владения юга Италии, император Константин Мономах по наущению латинянина Аргира, назначенного им правителем этих владений, занял примирительную по отношению к Риму позицию и пожелал восстановить единство, прерванное, как мы видели, в начале века. Но действия латинских реформаторов на юге Италии, ущемлявшие византийские религиозные обычаи, обеспокоили Константинопольского патриарха Михаила Кирулария. Папские легаты, среди которых был и непреклонный епископ Белой Сильвы кардинал Гумберт, прибывшие в Константинополь для переговоров об объединении, замыслили руками императора сместить несговорчивого патриарха. Дело кончилось тем, что легаты возложили на престол Святой Софии буллу об отлучении Михаила Кирулария и его сторонников. А через несколько дней в ответ на это патриарх и созванный им собор отлучили от Церкви самих легатов.

Два обстоятельства придали поспешному и необдуманному поступку легатов значение, которые не могли оценить в то время. Во-первых, они снова затронули вопрос о Filioque, неправомочно упрекая греков в том, что те исключили его из Символа веры, хотя не-латинское христианство всегда рассматривало это учение как противоречащее апостольской традиции. Кроме того, византийцам стали ясны замыслы реформаторов распространить абсолютную и прямую власть папы на всех епископов и верующих даже и в самом Константинополе. Представленная в таком виде экклезиология казалась им совершенно новой и также не могла в их глазах не противоречить апостольской традиции. Ознакомившись с ситуацией, остальные восточные патриархи присоединились к позиции Константинополя.

1054 г. следовало бы рассматривать не столько как дату раскола, сколько как год первой неудавшейся попытки воссоединения. Никто тогда и представить себе не мог, что разделение, которое произошло между теми Церквями, которые вскоре назовут Православной и Римско-Католической, будет длиться веками.

После раскола

В основе раскола лежали главным образом вероучительные факторы, касающиеся различных представлений о тайне Святой Троицы и о структуре Церкви. К ним добавились также расхождения в менее важных вопросах, относящихся к церковным обычаям и обрядам.

В течение Средних веков латинский Запад продолжал развитие в направлении, которое еще более удалило его от православного мира и его духа. Знаменитое схоластическое богословие XIII века выработало тринитарное учение, отличающееся детальной концептуальной проработкой. Однако это учение сделало формулу Filioque еще более неприемлемой для православной мысли. Именно в этой форме она была догматизирована на соборах в Лионе (1274) и во Флоренции (1439), которые тем не менее считались униональными.

В тот же самый период латинский Запад отказывается от практики крещения тройным погружением: отныне священники довольствуются обливанием головы ребенка небольшим количеством воды. Причащение Святой Крови в Евхаристии было отменено для мирян. Появились новые формы богопочитания, сосредоточенные почти исключительно на человеческой природе Христа и на его страданиях. Можно было бы отметить также много других аспектов этой эволюции.

С другой стороны, произошли серьезные события, которые еще больше затруднили понимание между православными народами и латинским Западом. Вероятно, самым трагичным из них был IV крестовый поход, отклонившийся от основного пути и завершившийся разорением Константинополя, провозглашением латинского императора и установлением господства франкских сеньоров, которые по своему произволу кроили земельные владения бывшей Римской империи. Многие православные монахи были изгнаны из своих монастырей и заменены монахами латинскими. Все это, вероятно, происходило непреднамеренно, тем не менее такой поворот событий был логическим следствием создания западной империи и эволюции латинской Церкви с начала Средневековья. Папа Иннокентий III, осуждая жестокости, допущенные крестоносцами, считал тем не менее, что создание Латинской империи Константинополя позволит восстановить союз с греками. Но это только окончательно ослабило Византийскую империю, восстановленную во второй половине XIII века, подготовив таким образом взятие Константинополя турками в 1453 году.

В течение последующих веков Православные Церкви занимали по отношению к Католической чаще всего оборонительную позицию, что сопровождалось атмосферой недоверия и подозрительности. Католическая церковь с большой ревностью взялась за приведение «восточных схизматиков» к союзу с Римом. Важнейшей формой этой миссионерской деятельности было так называемое униатство. Термин «униаты», несущий в себе уничижительный оттенок, был введен латинскими католиками в Польше для обозначения бывших общин Православной Церкви, принявших католические догматы, но сохранивших при этом собственные обряды, то есть богослужебную и организационную практику.

Униатство всегда строго осуждалось православными. Они воспринимали использование византийского обряда католиками как своего рода обман и двуличность, или по меньшей мере как повод для смущения, способный породить волнения среди православных верующих.

Начиная со II Ватиканского собора, католики в основном признают, что униатство не является больше путем к объединению, и предпочитают развивать линию обоюдного признания их Церкви и Церкви Православной в качестве «Церквей-сестер», призванных к объединению без взаимного смешения. Однако такая позиция сталкивается со многими неразрешимыми трудностями.

Важнейшая из них, пожалуй, та, что у Православной и Католической Церквей различные критерии истины. Католическая церковь оправдывает свою вековую эволюцию, в которой Православная Церковь видит скорее отступление от апостольского наследия, опираясь на доктрины о догматическом и институциональном развитии, а также на непогрешимость папы. В этой перспективе происходящие изменения рассматриваются как условие живой верности Преданию и как этапы закономерного и необходимого процесса роста, а их правомерность гарантируется авторитетом римского понтифика. Еще блаженный Августин в свое время указывал Юлиану Экланскому: «Пусть тебе будет достаточным мнение той части Вселенной, где Господь пожелал увенчать преславным мученичеством первого из Своих апостолов» («Против Юлиана», 1, 13). Что касается Православной Церкви, то она остается верной критерию «соборности», сформулированному в V веке провансальским монахом преподобным Викентием Леринским: «Особенно должно заботиться нам о том, чтобы признавать за истинное то, чему верили повсюду, всегда и все» («Памятные записки», 2). С православной точки зрения последовательное разъяснение догматов и эволюция церковного обряда возможны, но критерием их правомерности остается всеобщее признание. Поэтому одностороннее провозглашение какой-либо Церковью в качестве догмата доктрины наподобие Filioque воспринимается как нанесение раны остальной части Тела [Церкви].

Приведенные рассуждения не должны создавать у нас впечатления, что мы находимся в тупике и вводить нас в уныние. Если необходимо отказаться от иллюзий простого унионизма, если момент и обстоятельства полного объединения остаются тайной Провидения и недоступны нашему пониманию, то перед нами стоит выполнение важной задачи.

Западная и Восточная Европа должны прекратить считать себя чуждыми друг другу. Лучшая модель для завтрашней Европы — не каролингская империя, а неразделенная Романия первых веков христианства. Каролингская модель возвращает нас в Европу уже разделенную, уменьшившуюся в размерах и носящую в себе зародыши всех драматических событий, которые будут терзать Запад на протяжении веков. Напротив, христианская Романия подает нам пример мира разнообразного, но, тем не менее, единого благодаря причастности к одной культуре и одним духовным ценностям.

Невзгоды, которые перенес Запад и от которых по-прежнему продолжает страдать, происходят во многом, как мы видели выше, из-за того, что слишком долгое время он жил в русле традиции августинизма или по крайней мере отдавал ему явное предпочтение. Контакты и связи между христианами латинской традиции и православными христианами в Европе, где границы не должны более их разделять, могут глубоко напитать нашу культуру и сообщить ей новую плодотворную силу.

__________
Примечания:

[1] Архимандрит Плакида (Дезей) родился во Франции в 1926 г. в католической семье. В 1942 г., шестнадцати лет, поступил в цистерцианское аббатство Бельфонтэн. В 1966 г. в поисках подлинных корней христианства и монашества основал вместе с монахами-единомышленниками монастырь византийского обряда в Обазине (департамент Коррэз). В 1977 г. монахи монастыря решили принять Православие. Переход состоялся 19 июня 1977 г.; в феврале следующего года они стали монахами афонского монастыря Симонопетра. Вернувшись через некоторое время во Францию, о. Плакида вместе с перешедшей в Православие братией основал четыре подворья монастыря Симонопетра, главным из которых стал монастырь преподобного Антония Великого в Сен-Лоран-ан-Руайан (департамент Дром), в горном массиве Веркор. Архимандрит Плакида — доцент патрологии в Свято-Сергиевском православном богословском институте в Париже. Он основатель серии «Spiritualité orientale» («Восточная духовность»), выпускаемой с 1966 г. издательством аббатства Бельфонтэн. Автор и переводчик многих книг по православной духовности и монашеству, важнейшими из которых являются: «Дух пахомиевского монашества» (1968), «Видехом свет истинный: Монашеская жизнь, ее дух и основополагающие тексты» (1990), «“Добротолюбие” и православная духовность» (1997), «Евангелие в пустыне» (1999), «Пещь вавилонская: Духовный путеводитель» (2001), «Основы катехизиса» (в 2-х т. 2001), «Уверенность в невидимом» (2002), «Тело — душа — дух в православном понимании» (2004). В 2006 г. в издательстве Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета впервые увидел свет перевод книги «Добротолюбие» и православная духовность». Желающим ближе познакомиться с биографией о. Плакиды рекомендуем обратиться к приложению в этой книге — автобиографической заметке «Этапы духовного странствия». (Прим. пер.)

[2] Ромул Августул (Romulus Augustulus) — последний правитель западной части Римской империи (475–476). Был свергнут предводителем одного из германских отрядов римской армии Одоакром. (Прим. пер.)

[3] Святой Феодосий I Великий (ок. 346–395) — римский император с 379 г. Память — 17 января. Сын полководца, родом из Испании. После гибели императора Валента провозглашен императором Грацианом его соправителем в восточной части империи. При нем христианство окончательно стало господствующей религией, а государственный языческий культ запрещен (392). (Прим. пер.)

[4] Дмитрий Оболенский. The Byzantine Commonwealth. Eastern Europe, 500-1453. — London, 1974. Напомним что термин «византийский», используемый обычно историками, является «поздним названием, не известным самим тем, кого мы называем византийцами. Во все времена они называли себя римлянами (ромеями), а своих правителей считали римскими императорами, преемниками и наследниками цезарей древнего Рима. Имя Рима сохранило для них свое значение на протяжении всего существования империи. А традиции римского государства до конца управляли их сознанием и политическим мышлением» (Георгий Острогорский. История Византийского государства. Пер. Ж. Гуйарда. — Париж, 1983. — С. 53).

[5] Пипин III Короткий (лат. Pippinus Brevis, 714–768) — французский король (751–768), основатель династии Каролингов. Сын Карла Мартела и потомственный майордом, Пипин сверг последнего короля из династии Меровингов и добился своего избрания на королевский престол, получив санкцию Римского папы. (Прим. пер.)

[6] Романией называли свою империю те, кого мы именуем «византийцами».

[7] См. особенно: Дворник Франтишек. Фотиева схизма: История и легенды. (Колл. «Unam Sanctam». № 19). Париж, 1950; Он же. Византия и римский примат. (Колл. «Unam Sanctam». № 49). Париж, 1964. С. 93–110.

Взято с la-france-orthodoxe.net
Размещено 18.05.2007

в ТЕКУЩИЙ РАЗДЕЛ || на ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ