Андрей Ланьков
ХРИСТИАНСТВО В КОРЕЕ

За Дальним Востоком закрепилась репутация региона не то чтобы атеистического в точном смысле этого слова, но в целом - равнодушного к религиозным вопросам. В общем, для такого отношения есть свои основания. Однако, Корея во многом является исключением из общего правила. Сами корейцы считают себя очень религиозным народом, автор одной диссертации на эту тему даже начал свою работу словами: "Религиозные чувства корейцев глубже, чем у других народов".[1] Конечно, это и ему подобные заявления, весьма обычные для корейских христианских авторов, нельзя принимать на веру: есть на свете, в конце концов, и более религиозные этнические группы. Бесспорно, однако, то, что корейцы, в отличие от большинства своих соседей по Восточной Азии, проявляют немалый интерес к вопросам веры. Произошедшая в этом столетии христианизация Южной Кореи относится к числу наиболее любопытных феноменов религиозной истории нашего времени.

К сожалению, процесс христианизации Кореи, достаточно хорошо изученный на Западе, не привлек пока к себе должного внимания со стороны отечественных востоковедов. В настоящей статье мы бы хотели кратко рассказать об истории корейского христианства, а также о той роли, которую оно играет в социальной и политической жизни страны в наши дни. Статья основывается на публикациях южнокорейской печати, работах корейских и западных ученых, а также личных наблюдениях автора, несколько лет проработавшего в Южной Корее.

Распространение христианства в Корее началось сравнительно недавно, в конце XVIII века. В тот период Корея находилась в состоянии морального и духовного кризиса, который хорошо ощущался интеллектуальной элитой страны. Ортодоксальное неоконфуцианство, которое на протяжении долгого времени было официальной идеологией Кореи, стало казаться слишком схоластичным, слишком оторванным от реальной жизни и безнадежно заблудившимся в призрачных лабиринтах собственных умозрительных построений. Стремление найти какие-то новые идеи и формы религиозной жизни привело к тому, что некоторые представители конфуцианской интеллигенции стали обращать внимание на те католические сочинения, которые (разумеется, в переводе на древнекитайский язык, хорошо известный всем образованным корейцам) время от времени попадали в Корею из Пекина. В конце 1770-х гг. в Сеуле возник кружок молодых конфуцианцев, занимавших изучением христианства по находившимся в их распоряжении книгам. В 1784 г. один из членов этого кружка, Ли Сын Хун, побывав в Китае в составе корейской дипломатической миссии, встретился там с иностранным миссионерами, и, приняв крещение, вернулся на родину. Таким образом, в 1984 г. корейскому христианству исполнилось 200 лет - годовщина, которую местные католики отметили с немалой пышностью.[2]

В 1780-е гг. количество сторонников новой веры среди корейских дворян стало быстро расти. Обеспокоенное проникновением чуждого и странного учения, корейское правительство, обычно отличавшееся веротерпимостью, решило принять меры и под страхом смерти запретило пропаганду христианства. Однако запрет не остановил сторонников новой веры. На протяжении почти столетия власти вели отчаянную борьбу с католиками, организовав в 1785-1876 гг. десять крупномасштабных кампаний по искоренению "западной ереси". Множество корейских христиан погибло на плахе и в тюрьмах. Судьбу их разделили и иностранные миссионеры, главным образом - французские и китайские католические священники, тайно проникавшие в Корею из Китая (въезд иностранцев в страну был тогда категорически запрещен) и редко возвращавшиеся назад живыми. Тем не менее, корейская католическая община продолжала существовать и расти. К моменту фактической легализации христианства в 1880-е гг. ее численность превышала 10.000 человек. К середине XIX века появились и первые корейцы-католические священники, которые были тайно отправлены общиной учиться в семинарию в Макао и, пройдя там подготовку, нелегально вернулись на родину.[3]

Особую ярость борьбе с христианством придавало то, что правительство и значительная часть добропорядочных подданных считали христиан реальными или потенциальными агентами "западных варваров" - европейских держав, натиск которых на Корею в этот период постоянно возрастал. Для этого отношения, надо признать, были некоторые основания, так как местные христиане часто сопровождали высажившеся в Корее отряды колонизаторов, исполняя при них роль переводчиков (а то и просто лазутчиков). Другим обстоятельством, вызывавшим возмущение остальных корейцев, был отказ сторонников новой веры участвовать в языческих обрядах жертвоприношений душам предков (христиане даже иногда демонстративно сжигали поминальные дощечки своих предков, хотя этот поступок карался смертью). Эти обряды в Корее всегда считались не просто религиозной церемонией, но и важнейшим проявлением духа "сыновней почтительности" ("х,") - основополагающей конфуцианской добродетели. Отказ от участия в подобных ритуалах воспринимался людьми, воспитанными в духе традиционной конфуцианской этики, как проявление крайнего аморализма.[4]

Если сравнивать Корею с другими странами Дальнего Востока, то можно заметить, что история раннего корейского христианства достаточно нетипична. Во-первых, проникло христианство в Корею без непосредственного участия миссионеров, чисто литературным путем. Во-вторых, его распространение было достаточно быстрым, успешным и, опять-таки, не являлось результатом деятельности иностранных представителей. Успехи корейского христианства находятся в кричащем противоречии с той ситуацией, что существовала в тот же период в Китае, где огромные усилия западных миссий не привели к сколь-либо заметным результатом, и где само существование церкви было невозможно без постоянной зарубежной поддержки.

Распространение протестантизма в Корее происходило по более стандартной схеме. Решающую роль в его проникновении в страну сыграли западные миссионеры, деятельность которых началась в Корее в 1880-е гг., вскоре после "открытия портов" в 1876 г. Как ни парадоксально, проповедь протестантизма в Корее первыми начали японские миссионеры (факт, о котором корейские историки, в своем большинстве настроенные весьма антияпонски, сейчас предпочитают не вспоминать), однако решающую роль в массовом распространении протестантизма сыграли американцы, первым из которых был просвитерианин Гораций Аллен (Horace Allen), прибывший в Корею в 1884 г. В 1885 г. начали свою работу в Корее два других знаменитых американских миссионера - методисты Гораций Ундервуд (Horace Underwood) и Генри Аппенцеллер (Henry Appenzeller).[5]

Любопытно, что протестантство и католицизм в современной корейской статистике часто рассматриваются как две отдельные религии. Вызвано это, отчасти, и лингвистическими причинами: протестанты именуют свое вероучение "кидокк," ("Учение Христа"), в то время как католики следуют более ранней традиции, восходящей еще ко временам их первых миссионерских попыток в Китае и именуют себя последователями "чхончжуг," ("Учение Небесного владыки"). Сказывается это и на переводах. Когда кореец, говоря по-английски или по-русски, называет себя "христианином", это почти всегда означает, что он является именно протестантом, а не католиком или, скажем, православным.

Протестанты сыграли особую роль в процессах модернизации и вестернизации, которые развертывались в Корее на рубеже веков. Надо отметить, что в советских работах по истории Кореи, которые часто писались с оглядкой как на официальные северокорейские оценки, так и на собственные идеологические установки, эта роль обычно принижалась и замалчивалась. А, между тем, она была огромной. Именно миссионеры открыли в Корее первые современные больницы и школы, способствовали распространению современных научных и технических знаний. Христианами (в основном протестантами) было большинство первых корейских "западников", для которых принятие этой религии означало приобщение к столь почитаемой ими евро-американской цивилизации. Исключительно в миссионерских школах - других женских учебных заведений тогда просто не было - получило образование первое поколение корейской женской интеллигенции. Активным было участие протестантов и в национально-освободительном движении. Например, среди 15.156 человек, которые были арестованы японскими властями после первомартовского восстания 1919 г. и религиозная принадлежность которых отражена в документах, протестантов было

3.373 или 21,6%, в то время как их доля в общей численности населения тогда составляла лишь 1,5% (участие католиков в движении было куда скромнее - среди арестованных их было только 55 человек или менее 0,3%).[6] Многие из первых корейских коммунистов, которые обычно приходили к марксизму через радикальный революционный национализм, также были христианами в юности или же происходили из христианских семей (в частности, глубоко верующими протестантами были родители Ким Ир Сена).

После захвата Кореи Японией в 1910 г. корейское христианство столкнулось с немалыми трудностями. Японские колониальные власти с понятным подозрением относились как к самому христианству, опасаясь, что оно может стать источником проникновения западных идей, так и к миссионерам, в которых они видели потенциальных западных агентов. Колонизаторы стремились организационно подчинить корейских христиан японским протестантским церквям. Кроме того, в противовес христианству власти пытались внедрять в Корее японские варианты буддизма, но без особого успеха. Еще меньшего успеха добились колониальная администрация в своих попытках насадить синтоизм, который оставался для корейцев религией глубоко чуждой, если не прямо враждебной. Тем не менее, в тридцатые годы совершение синтоистских обрядов в честь японского императора стало обязательным для всех корейцев. После долгих дискуссий две крупнейшие корейские протестантские церкви - просвитериане и методисты - согласились на то, чтобы их последователи принимали участие в этих языческих обрядах. Их примеру последовали некоторые другие протестантские церкви, но многие корейские христиане решительно выступили против всяких компромиссов. В ответ японские власти в конце тридцатых годов организовали антихристианскую кампанию, в результате которой тысячи священников и церковных активистов были арестованы, а ряд иностранных миссионеров - депортирован.[7]

В двадцатые и тридцатые годы с христианством в Корее произошла важная метаморфоза, которая во многом определила его последующую судьбу: оно окончательно стало восприниматься как национальная религия, потеряв тот оттенок "западности" и "чуждости", который был характерен для него поначалу. В этом заключается коренное отличие между судьбами христианства в Корее - с одной стороны, и в большинстве стран Азии - с другой. Во многом это было связано с тем, что в Корее в качестве колонизаторов выступали не европейцы, столь охотно подчеркивавшие в те времена свою приверженность христианству, а язычники-японцы. В Корее, в отличие от колоний европейских держав, западные миссионеры и их местные сторонники воспринимались не как идеологические агенты власти, а, наоборот, как последовательные противники колонизаторов и представители дружественной по отношению к Корее силы. Не следует забывать и о том, что практически вся новая корейская интеллигенция, включая и большинство лидеров антиколониального движения, состояла из людей, получивших образование в христианских учебных заведениях и вышедших оттуда верующими людьми. Наконец, церкви были в колониальный период местами, где продолжала звучать корейская речь, их издания выходили на разговорном языке, набранные корейским алфавитом, а не малодоступной для масс иероглификой.

В итоге в Корее христианство (в первую очередь - протестантизм) сумело сделать то, чего оно не добилось, пожалуй, больше ни в одной азиатской стране: оно утвердилось в положении ведущей национальной религии.[8] Корейский социолог Ли Чун Ён замечает, что одна из важнейших теологических идей, пользующаяся особой популярностью среди корейских верующих, заключается в том, что "Корея является центром духовного возрождения и именно корейцы послужат инструментом спасения мира".[9] Тот, кому приходилось жить в Корее, хорошо знает, что подобные воззрения там распространены чрезвычайно, равно как и представления о корейцах, как о "новом Израиле", о народе, избранном богом.

1945 г. означал кардинальные изменения в судьбах корейского христианства. На протяжении предшествующих полутора столетий христианство было религией либо прямо преследовавшейся, либо же, как минимум, не поощрявшейся властями, но после Освобождения оно приобрело почти квазиофициальный статус. В новых условиях количество христиан в Корее стало стремительно возрастать. Успех этот был во многом развитием тех тенденций, что наметились еще в колониальное время, но он был бы невозможен также и без немалой организационной и финансовой поддержки, которую корейские миссионеры получали из США.

Традиционно главным центром корейского протестантизма был Пхеньян и, шире говоря, северные провинции, однако после раскола страны на Севере христианская проповедь столкнулась с рядом серьезных ограничений со стороны новых властей, которые проводили политику официального атеизма. Хотя некоторые радикально настроенные священники и поддержали коммунистов, подавляющее большинство клира выступило против новой власти, что не могло не обострить и без того непростые отношения церкви и государства. До конца Корейской войны северокорейские власти разрешали деятельность нескольких приходов, но в конце пятидесятых годов, с укреплением режима единоличной власти Ким Ир Сена (который, напомним, сам был выходцем из семьи протестантских активистов), христианство на Севере оказалось полностью запрещено. Только в середине восьмидесятых годов власти КНДР вновь открыли несколько церквей, деятельность которых, разумеется, жестко контролируется спецслужбами и служит в первую очередь внешнепропагандистским задачам.

На Юге страны в правление Ли Сын Мана (1948-1960) и военных диктатур (1961-1987), отношения христианства и властей были достаточно противоречивыми. С одной стороны, основная масса корейского клира придерживалась последовательно антикоммунистических взглядов, чему, в частности, способствовали и гонения на христиан в Северной Корее. Традиционно крепкие связи корейских христиан с Америкой также сказывались на политической ориентации церквей. Наконец, доля христиан среди корейской экономической и политической элиты в период после 1945 г. была очень велика и, вдобавок, постоянно возрастала, что тоже делало христианские церкви сторонниками сохранения существующей системы. Показательно, что в 1952-1962 гг. доля христиан среди корейской элиты (высшее чиновничество и генералитет) достигла 41 % (32,5% протестанты, 8,5% - католики), в то время как доля христиан в общей численности населения к концу этого десятилетнего периода составляла только 5, 3%.[10]

В то же время не следует считать, что корейское христианство в период военных диктатур было чуть ли не придатком светской власти. На практике корейские христиане, особенно (но не только!) католики, сплошь и рядом играли самую активную роль в оппозиционных движениях, а католические соборы, которые в Корее пользовались неофициальным, но на практике довольно строго соблюдаемым правом убежища, часто становились ареной антиправительственных выступлений. Эти действия существенно поднимали авторитет церкви, особенно среди интеллигенции и студенчества.

Конец семидесятых годов вообще стал временем появления нового направления корейской церковной мысли - т.н. "теологии минчжун". Слово "минчжун" может быть переведено на русский как "народные массы" или просто "массы". Строго говоря, "минчжун" - это корейское произношение китайского иероглифического термина minzhong, который в тридцатые-сороковые годы использовался в китайской коммунистической литературе именно для перевода русского слова "массы", столь популярного в советских послереволюционных изданиях. В 1950-е гг. этот термин в китайском языке был вытеснен новым - quanzhong, но в корейском словоупотреблении он сохранил прежнюю семантику. Для корейца термин "минчжун" имеет вполне определенную политическую окраску: он является важной частью лексикона корейских левых сил, которые употребляют это слово для того, чтобы обозначить "трудящихся", то есть социальные слои, отличные от "эксплуататоров". Корейский теолог Давид Со так трактует значение этого термина: "Минчжун - это политически угнетаемые, экономически обездоленные, социально отчужденные".[11]

"Теология минчжун" возникла как проявление растущих левых симпатий среди корейской интеллигенции, которая в своем большинстве к тому времени была уже давно и прочно христианской. Пик ее влияния приходится на конец восьмидесятых, когда симпатии к марксизму в корейской студенческой и интеллигентской среде достигли максимума. "Теология минчжун" во многом напоминала латиноамериканскую "теологию освобождения", определенное влияние которой она испытала, хотя в ней были весьма ощутимы и чисто националистические элементы (вообще говоря, очень сильные в современной южнокорейской общественной мысли). Ее сторонники считали, что церковь должна активно участвовать в политической борьбе, поддерживать движение за демократизацию, против военной диктатуры, солидаризироваться с рабочим и крестьянским движением. Особое беспокойство вызывал у них сохраняющийся раскол страны, и многие сторонники "теологии минчжун" пытались завязать неофициальные связи с Севером, что часто использовалось Пхеньяном в своих целях, а также вело к репрессиям против этих священников на Юге, где любые несанкционированные контакты с Севером являются уголовно наказуемыми. Сторонники "теологии минчжун" воспринимают христианство как учение одновременно революционное и национальное: "Корейские массы восприняли христианское послание как призыв к освобождению… Они поняли христианство как политический призыв, как призыв к борьбе против феодальной эксплуатации и колониальной экспансии западных империалистических держав".[12]

Последователи "теологии минчжун", впрочем, никогда не составляли большинства среди корейских священнослужителей, которые, как уже говорилось, в основном придерживались и придерживаются консервативных, правых взглядов. Общая деполитизация атмосферы в Корее и явная дискредитация марксизма (по крайней мере, в его ортодоксальном варианте) также привела к тому, что влияние "теологии минчжун" стало в последние годы сокращаться.

В целом же, семидесятые и восьмидесятые годы стали временем, когда христианство превратилось в доминирующую религию не только среди городской интеллигенции, но и среди населения страны в целом. Рост численности христиан в Корее на протяжении последнего столетия хорошо виден из Табл. 1.

ТАБЛ. 1. Рост численности христиан в Корее и их доля по отношению к общей численности населения (тыс.чел., %).

/	1890	1911	1930	1940	1962*	1972*	1984*	1991*
Католики	17,6	76,8	53,7	113,6	591	790	1.711	2.386
Протестанты	незн	116,1	260,6	394,3	737	3.463	7.687	7.739
Доля христиан в населении	0,3%	1,5%	1,6%	2,2%	5,3%	12,8%	23,2%	23,6%

* Данные только по Южной Корее.[13]

По данным обследования, проведенного правительственными организациями, в 1991 г. религиозный состав южнокорейского населения в целом был следующим: неверующие 46%; буддисты 27,6%; протестанты 18,6%; католики 5,7%; конфуцианцы 1%; вон-буддисты 0,3%; последователи чхондогё 0,15%; прочие 0,5%.[14] Таким образом, статистика утверждает, что христиане и поныне составляют меньшинство религиозно активного корейского населения. Однако эти цифры во многом искажают реальное положение вещей, так как в них не отражено самое важное - религиозное усердие представителей разных конфессий, то, насколько всерьез принимают они свои убеждения.

В Корее бывает достаточно просто посмотреть вокруг, чтобы удостовериться в исключительной активности христиан. Обилие христианских храмов неизменно становится одним из самых неожиданных впечатлений для большинства русских, впервые приехавших в Южную Корею. Их количество действительно поражает. Едва ли можно найти сейчас поселок в сотню домов, в котором бы не было как минимум одной церкви. Кресты, установленные на крышах церквей или зданий, в которых тот или иной приход снимает помещение, бросаются в глаза при самом беглом взгляде на Сеул или любой иной корейский город (особо впечатляющим выглядит это зрелище ночью, когда кресты светятся красным неоновым пламенем). Автор этих строк прожил три года в городке Осан под Сеулом. С балкона его дома ночью одновременно можно было увидеть кресты 8 церквей, расположенных на расстоянии нескольких сотен метров друг от друга. И это - на окраине небольшого корейского городка!

Удивительна активность христианских проповедников. Человек средних лет, в костюме и галстуке, с Библией в руке, который голосом, перекрывающим грохот колес поезда, призывает всех пассажиров вагона метро или электрички покаяться в грехах и уверовать в Христа - явление столь обычное, что даже несколько удивляешься, когда за целый день, полный поездок на метро, ни разу не столкнешься ни с одним из таких проповедников. Столь же обычны группы молодых людей, которые распевают у входа в метро религиозные песни, аккомпанируя себя на гитаре. Христианскую (чаще всего - протестантскую, но временами - и католическую) брошюру может вручить пассажиру водитель такси, а бабушка, которая в метро раздает всем соседям по сиденью христианские листовки и газеты, встречается еще чаще, чем уличные проповедники. Эта активность контрастирует с поведением представителей сторонников буддизма и иных традиционных верований, которых, равно как и их храмов, почти не видно в корейских городах и поселках. Другим проявлением проповеднического пыла, свойственного корейскому христианству, стала деятельность многочисленных корейских миссионеров, ныне исключительно активно работающих во всем мире, в том числе и в странах СНГ.

Особенно активны христиане среди молодежи. За четыре года работы в корейских университетах автор почти не встречал среди своих студентов тех, кто называл бы себя буддистами, в то время как христиане всегда были очень многочисленны, составляя примерно половину всех студентов (остальные обычно были неверующими). При этом молодые корейские христиане воспринимают свою веру с полной серьезностью, часто ссылаются на Священное писание и сплошь и рядом мотивируют тот или иной свой поступок религиозными предписаниями. Значительная часть студентов по воскресеньям регулярно посещает церковь, многие из них поют в хоре или активно работают в разного рода церковных организациях. Вообще, для корейских христиан пунктуальное исполнение религиозных предписаний стало частью повседневной жизни. По воскресеньям у протестантских и католических церквей собираются толпы нарядно одетых людей. Посещение воскресной службы - почти обязательная часть жизненного распорядка корейской христианской семьи, равно как и почти исчезнувшая в современной Европе традиция молиться перед трапезой.

Показательно, что и в эмиграции корейские общины объединяются по преимуществу вокруг церквей. В США и некоторых других странах, которые стали центрами корейской эмиграции в сравнительно позднее время, именно корейская христианская (чаще - протестантская) церковь становится для местной диаспоры главным центром встреч и контактов.[15]

Подтверждение этому можно найти, например, в истории австралийской корейской церкви. Показательно, кстати, что корейские христиане, находясь в эмиграции, не смешиваются со своими иноплеменными единоверцами, а создают собственные, чисто корейские приходы. Корейская иммиграция в Австралию началась в середине семидесятых годов, и в 1974 г. в Сиднее была основана первая корейская церковь. К 1990 г. количество корейских протестантских приходов в этом городе достигло 52. Корейский социолог замечает по этому поводу: "Как только кореец прибывает в Австралию [на постоянное жительство], он отправляется в в церковь вне зависимости от того, является ли он сам христианином. Это связано с тем, что новоприбывшие знают, что церковь - это место, где они могут найти ту информацию, в которой нуждаются для обустройства на новом месте".[16]

Надо сказать, что и статистика при более внимательном рассмотрении подтверждает, что христианство является в Корее наиболее активной и влиятельной религией. Во-первых, чем моложе человек, чем больше вероятность того, что он окажется христианином. Если в целом по стране в 1991 г. буддисты составляли 51,2% верующих, а христиане - 45%, то а том же году среди верующих в возрасте от 20 до 29 лет буддистов было 40,2%, а христиан - 56,8%. Во-вторых, доля христиан существенно выше среди городских жителей, чем среди сельских (в 1991 г. - в полтора раза.[17] В-третьих, чем выше уровень образования и социальный статус корейца, тем, опять-таки, больше вероятность того, что он исповедует христианство. Когда в декабре 1994 г. в Корее было сформировано новое правительство, буддийская газета "Поппо синмун" сообщила о его религиозном составе. Из 22 министров кабинета 11 были протестантами, 4 - католиками, один - буддистом, а 6 - неверующими.[18]

Подтверждаются приведенные выше субъективные впечатления и данными социологического опроса верующих, в ходе которого им задавали вопрос о том, насколько часто они посещают религиозную службу. Результаты этого обследования говорят сами за себя. Больше половины (54,2%) буддистов посещали религиозные церемонии "раз в год и реже", и только 17,2% всех тех, кто считал себя буддистами, бывали в храмах чаще, чем раз в месяц. С другой стороны, более двух третей христиан (76,1% протестантов и 67,2% католиков) посещали храмы "раз в неделю и чаще".[19] 55% буддистов (против 6,8% протестантов и 10,6% католиков) признались, что никогда а жизни не читали священных текстов своей религии.[20] Наконец, не следует забывать и субъективной самооценке верующими своих религиозных чувств. В 1983 г. 34,9% буддистов, но 46,2% протестантов и 48,7% католиков охарактеризовали свою веру как "глубокую" или "очень глубокую".[21]

В организационном отношении корейский протестантизм не отличается единством. Он представлен многочисленными и организационно независимыми друг от друга направлениями и группировками, которые, вдобавок, часто раскалываются из-за религиозных, финансовых или политических разногласий. Переходы из одной конгрегации в другую являются совершенно обычными. Вообще говоря, склонность корейского протестантизма к всяческим внутренним раздорам и конфликтам может порою вызывать улыбку у постороннего наблюдателя. В большинстве своем корейские протестантские церкви и секты являются ответвлениями тех или иных американских религиозных течений, но, как правило, обладают организационной независимостью. Самыми крупными из протестантских групп в начале 1990-х гг. были две пресвитерианские церкви, отколовшиеся друг от друга в 1959 г. (в каждой насчитывается примерно по 2 миллиона членов). Кроме того, в стране действует еще 12 крупных (не менее 200 тысяч прихожан в каждой) и великое множество средних и мелких протестантских церквей и сект.[22] Заметим кстати, что печально знаменитая за рубежом Церковь Объединения Мун Сон Мёна ("муниты"), которая у многих иностранцев по понятным причинам ассоциируется с Кореей, в действительности, несмотря на корейское происхождение своего основателя, играет весьма скромную роль в религиозной жизни страны.

Корейское католичество, несмотря на всю свою героическую историю, сейчас по своему влиянию заметно уступает протестантизму. Тем не менее, как абсолютная численность католиков в стране, так и их удельный вес продолжают расти. В 1984 г. в Корее побывал папа римский, который принимал участие в пышных торжествах, посвященных 200-летию корейского католицизма. Католические иерархи пользуются в стране заметным влиянием (пожалуй, более серьезным, чем руководители протестантских церквей, репутацию которых во многом портят постоянные расколы и скандалы, в том числе и финансовые). Вдобавок, два с половиной миллиона активно верующих граждан - это немалая сила, особенно если принять во внимание ту дисциплину и согласованность действий, которыми всегда славилась католическая церковь.

Есть в Корее и православие, некогда занесенное туда русскими миссионерами, которые действовали в Сеуле с 1898 г. После Октябрьской революции миссия, оказавшись изолированной от России, осталась в Сеуле и продолжила свою деятельность. Как известно, в дореволюционный период значительная часть переселившихся в Россию корейцев приняла православие, а вот успехи российских миссионеров в самой Корее, где им приходилось действовать без привычной для них прямой государственной поддержки, оказались достаточно скромными.[23] В 1950 г., когда глава миссии - православный кореец-священник Алексей Ким был арестован северянами и после этого исчез бесследно, деятельность православной церкви ненадолго приостановилась, но в 1953 г. она была возобновлена с помощью греческих военных (Греция, наряду с некоторыми другими странами Запада, принимала символическое участие в Корейской войне, направив на полуостров небольшой воинский контингент). В настоящее время сколь-либо заметного влияния в стране православие не имеет: достаточно сказать, что православных корейцев примерно в 30 раз меньше, чем корейцев-мусульман. Тем не менее, в Корее существуют 4 православных прихода с примерно тысячью верующих корейцев, а также небольшой православный монастырь. После 1956 г. 3 православных прихода, ранее входившие в состав русской церкви, но давно и полностью утратившие с ней связь по вполне понятным политическим причинам, были приняты под свое юрисдикцию греческой православной церковью, а в 1995 г. к ним добавился еще один приход, принадлежащий заграничной русской православной церкви.

Южная Корея уникальна тем, что она является одним из немногих азиатских государств, в религиозной жизни которых христианство занимает сейчас доминирующее положение. Несмотря на свою сравнительно краткую историю, христианство, особенно протестантизм, стало важным составным элементом современной корейской культуры. Экспансия христианства продолжается в Корее и в наши дни, и есть основания предполагать, что его влияние будут возрастать и дальше.

Успех корейского христианства был вызван рядом факторов. На первых порах ему способствовала обстановка общего духовного кризиса, который подорвал позиции традиционных верований и идеологий. Важную роль сыграло и то, что христианство в Корее не воспринималось как религия колонизаторов, и что его сторонники с самого начала играли немалую роль в национальноосвободительном движении. Кроме того, христианство для Кореи в первые десятилетия нашего века было религией модернизаторской и вестернизаторской, принятие христианства часто служило символом приобщения к новым идеям и ценностям, проникающим с капиталистического, демократического, современного Запада. После восстановления независимости Кореи в 1945 г. росту христианства способствовал продолжающийся кризис традиционных религий, а также то обстоятельство, что к тому времени христианство исповедовала значительная часть новой вестернизированной корейской элиты. Наконец, на протяжении всей истории христианства в его распространении немалое значение имела и активная организационная и финансовая поддержка со стороны стран Запада, в первую очередь - США.

__________
Примечания:

[1] Юн Бок Чжу. Хангукин-ый чонъгё ыйсик-е тэхан ёнгу (Исследование религиозного сознания корейца). Канънынъ, Квандонъ тэхаккё, 1993. С.1

[2] Существует множество публикаций по истории христианства в Корее - как апологетических, так и вполне научных. Очерк истории раннего христианства можно найти, в частности, в: Grayson James. Korea: a Religous History. Oxford, 1989. Чон Тхэк Пу. Хангук кёхве пальчжон са (История развития корейской церкви). Сеул, 1987.

[3] Kim A. A History of Christianity in Korea. - «Korea Journal». Seoul, 1988, No.2.

[4] Подробнее об отношении корейского христианства к конфуцианскому культу предков: Adams D. Ancestors, Folk Religion and Korean Christianity. - in: Perspectives on Christianity in Korea and Japan. Lewiston, Queenstone, 1995. Pp. 96-112.

[5] Деятельность миссионеров в Корее на рубеже веков привлекала немалое вимание южнокорейской и западной историографии. Среди многочисленных публикаций на эту тему можно назвать: Хангук кидоккё са (История корейского протестантизма). Сеул, 1997; Kim Duk-Whang. A History of Religions in Korea. Seoul, 1988.

[6] Данные японского Генерал-Губернаторства, приводимые в частности, в: Palmer Spenser. Korea and Christianity: The Problem of Identification with Tradition. Seoul, 1967. P.65.

[7] Об отношении японской колониальной администрации к христианам см.: Хан Сок Хве. Ильчже-ый чонъгё чхимряк са (История религиозной агрессии японского империализма). Сеул, 1990; Wells Kenneth. New God, New Nation: Protestants and Self-Reconstruction Nationalism in Korea 1896-1897. Honbolulu, 1990..

[8] Подробный анализ той структурообразующей роли, которую протестантизм сыграл в формировании нового корейского национального самосознания, содержится в ряде работ западных и корейских ученых, в том числе в книге К. Уэллса "Новый бог, новая нация" и статье Д.Адамса: Wells Kenneth. Ibid.; Adams D. Church Growth in Korea: A Paradigm Shift from Ecclesiology to Nationalism. - in: Perspectives on Christianity in Korea and Japan. Lewiston, Queenstone, 1995.

[9] Lee Jung-Young. Christian Indigenization in Korea. - "Asian Pacific Quarterly of Cultural and Social Affairs". 1986, No.1. P.17.

[10] Han Gil Soo. Social Cources of Church Growth: Korean Churches in the Homeland and Overseas. Lanham, N. Y., L., 1994. P.66.

[11] Suh David Kwang-sun. Minjung Theology: The Politics and Spirituality of Korean Christianity. - in: Perspectives on Christianity in Korea and Japan. Lewiston, Queenstone, 1995. P.145.

[12] Ibid., P.148.

[13] Данные о численности верующих в таблице даны по сводке, приведенной в: Чонъ Чин Хонъ. Хангук сахве-ый пёндонъ-ева кидоккё (Перемены в корейском обществе и христианство). - "Сахве пёндонъ-гва Хангук чонъгё (Перемены в обществе и религия в Корее)". Сеул, 1987. С.259.

Данные для 1991 г. по: Хангук сахве чипхё: 1993 (Корейские социальные индикаторы: 1993). Сеул, 1994. С.267.

Численность населения для расчета доли христиан принята по: Хангук сахве чипхё: 1993 (Корейские социальные индикаторы: 1993). Сеул, 1994. С.39. Хангук минчжок мунхва тэ пэкква сачжон (Большая энциклопедия корейской духовной культуры). Сеул, 1988-1991. Т.18. С.440-442.

[14] Хангук сахве чипхё…, с.267.

[15] Yu Eui-young. Ethnic Identity and Community Involment of Younger Generation Korean-Americans. - "Korean Studies: New Pacific Currents". Honolulu, 1994. P. 277-278.

[16] Han Gil Soo. Social Cources of Church Growth: Korean Churches in the Homeland and Overseas. Lanham, N. Y., L., 1994. P.113.

[17] Хангук сахве чипхё…, с.267.

[18] Поппо синмун. 18 января 1995.

[19] Хангук сахве чипхё…, с.268.

[20] Данные содержатся в интересном исследовании корейской религиозности, проведенном корейским отделением Института Гэллопа: Хангукин-ый чонъгё-ва чонъгё ыйсик (Религия и религиозное сознание корейца). Сеул, 1994. С.38.

[21] Там же. С.34.

[22] Но Чхи Мён. Хэбанъ-ху Ханугк чонъгё чочжик-ый пёнчхон-гва тхыксонъе кванхан ёнгу (Изменения и особенности корейских религиозных организаций в период после Освобождения). - "Хёндэ Хангук чонъгё пёндонъ ёнгу (Исследование изменений в современных корейских религиях)". Сеул, 1993. С.109.

[23] История русской миссионерской работы в Корее и среди корейской диаспоры в России подробно изложена в интересной работе Михаила Белова (позднее и в несколько переработанном виде защищенной в ИСАА при МГУ в качестве кандидатской диссертации): Belov M. The Experience of the Russian Orthodox Church among Koreans. Seoul, 1991.

Взято с lankov.oriental.ru

в ТЕКУЩИЙ РАЗДЕЛ || на ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ